— Помянем?

Катя одним большим глотком выпила, ни слова не говоря, поднялась, мягко отстранив руку матери, и пошла в ванную. Ополоснула лицо, поправила волосы, задумчиво оглядела себя в зеркале, вернулась в комнату, села на прежнее место и сразу же потянулась за бутылкой, чтобы налить себе еще.

Виктор перехватил бутылку, глянул на жену, та едва заметно кивнула, и он наполнил рюмку дочери.

— Совершенно не могу представить себе его мертвым. Может, я все же спущусь?

— Не надо, детка. Ему это уже ничего не даст, а тебе — только душу травить… Да и нет его уже там, увезли, наверное, — рассудительно предположил Елагин.

— Какая ужасная смерть… В подворотне, где мусорные баки стоят…

— Смерть всегда ужасна, — заметила Елена Андреевна.

— Я теперь не смогу мимо подворотни ходить… Каждый раз о нем буду думать… — Катя вздохнула.

Елагин налил себе, нацелился вилкой на ломоть ветчины.

Катя укоризненно заметила:

— А вот тебе, папа, не надо бы больше.

— Надо — в свете того, что я собираюсь тебе сказать, — и он второй раз вопросительно посмотрел на Елену Андреевну.

Она поняла его без слов и опять кивнула, соглашаясь.

— Мы вот что с твоей мамой подумали… У тебя с этой квартирой связано много негативных воспоминаний.

— И хороших тоже…

— Да, и хороших… Не перебивай отца. Потом эта подворотня будет вечным напоминанием. Словом, вот что мы с мамой предлагаем: мы продаем эту квартиру и мамину. Ты переезжаешь в мою двухкомнатную, а мы покупаем трехкомнатную, а если хватит сбережений, то и четырехкомнатную. Так даже лучше — гостиная, спальня и два кабинета…

— Ничего не понимаю! — воскликнула Катя.

— Знаешь, Елагин, если ты так объясняешь своим актерам задания, то я просто поражаюсь, как они хоть что-то улавливают из твоих пояснений. Двухкомнатная, трехкомнатная, четырехкомнатная… А главного не сказал: мы с твоим отцом решили воссоединиться.

Катя замерла в неподвижной позе, не выпуская из рук рюмки, только хлопала глазами, потом вскочила, бросилась отцу на шею, принялась целовать, повторяя:

— Папка, мама… — и внезапно зарыдала, уткнувшись носом в широкую отцовскую грудь.

— Ну вот, Катенок, хотели тебя обрадовать, а ты… — улыбнулась Елена Андреевна.

— Обрадовать? Да вы представить себе не можете, что это для меня значит, какое счастье! Я об этом даже и мечтать не могла. С самого детства помню, как замирало у меня сердце, когда я видела моих ровесников, гуляющих с папами и мамами, держась за их руки. Как вы додумались до этого, когда? Почему только сейчас, а не раньше?

— Девочка моя, столько вопросов… Думали давно и каждый в отдельности, а потом подумали вместе — и все получилось, — хитро подмигнул Елене отец.

— Не верь, Катенок, отец твой коварен и лжив, все было совсем не так, — возразила мать.

— Ну, скажем лучше, не совсем так, — поправил ее Виктор. — Но сейчас не до подробностей. Главное — мы приняли решение, и пока будут тянуться квартирные дела, мама переезжает ко мне.

Катя кидалась обнимать то мать, то снова отца и плакала, плакала, плакала, чего прежде никогда с ней не случалось.

Виктор и Елена Андреевна сидели еще долго у Кати, обсуждая, уточняя, фантазируя, вспоминая различные события, пережитые вместе и порознь, и таким образом словно отводили от дочери очередной удар судьбы, с которым ей предстояло еще справиться.

Позвонил Андрей из Средневолжска. Спросил, как закончился разговор с оперативниками, выяснил подробности, поинтересовался, не будет ли у Кати в последующем осложнений. Потом все твердил, что чувствует себя предателем, потому что бросил ее одну.

— Вовсе нет, — сразу же отмела она его раскаяния, — ты здорово придумал вызвать маму.

— Она еще у тебя? — спросил он.

— Да. И папа тоже!

— Это прекрасно. Я рад, что ты не одна. Передай им привет и мои извинения. Я очень сожалею, что знакомство с Еленой Андреевной произошло при таких печальных обстоятельствах. А ты выяснила причину убийства?

— Его убили только из-за мотоцикла, представляешь?.. Если бы просто пригрозили, он отдал бы его без сожалений: мотоцикл старый, он говорил, что хочет купить новый, более современный, какой-то другой марки… Деньги у него были… Сейчас все это не имеет значения… Я не знаю, кто и где будет его хоронить… не представляю, как мне следует поступить.

— Поступай, как подскажет тебе сердце и интуиция. Я не могу ничего советовать, но только прошу — береги себя, пожалуйста. Я люблю тебя, моя родная.