Шрифт:
Говоря все это, он стягивает сапоги и комбинезон и остается таким, каким Гай его впервые увидел – почти голым, в одних серебристых трусах.
Гай переводит взгляд с Мака на ротмистра…
ГАЙ. Господин ротмистр! Не надо! Он сошел с ума!
ЧАЧУ (рука на кобуре). Кандидат Сим! Немедленно садитесь в машину! Вы арестованы.
МАКСИМ (не обращая на него внимания). Гай, пошли! Тебе тут нечего делать.
Ротмистр вытаскивает пистолет.
ЧАЧУ. Кандидат Сим! В машину!
МАКСИМ (Гаю). Ты идешь?
Гай в ужасе мотает головой. Он понимает, что Мака сейчас убьют, и не знает, что делать.
МАКСИМ. Ладно. Поцелуй Раду. Я найду вас. До свидания.
Он поворачивается и уходит.
ЧАЧУ (не повышая голоса). Кандидат Сим. Приказываю вернуться. Буду стрелять.
Максим уходит. Ротмистр поднимает оружие.
ЧАЧУ. Считаю до трех. Садись в машину, кандидат. Раз!
Максим уходит, не оборачиваясь.
ЧАЧУ. Два!
ГАЙ. Не надо!
Ротмистр стреляет. Пуля бьет Максима сзади – в плечо.
Максим оборачивается. На лице – удивление.
МАКСИМ. Идиот. Злобный идиот.
Он поворачивается к ротмистру лицом. Делает шаг навстречу. Ротмистр пятится и быстро стреляет трижды Максиму в грудь. Мака отбрасывает, он падает на спину и сразу же снова вскакивает, снова падает, приподнимается, и ротмистр, присев от напряжения, выпускает в него еще три пули. Максим перекатывается на живот и замирает.
У Гая подкашиваются ноги. Он садится на подножку машины.
Тело Мака лежит в лучах фар. Ротмистр жадно курит, не глядя на Гая. Обжегшись, отбрасывает окурок и делает два шага в сторону убитого. Не решается подойти вплотную. Производит контрольный выстрел и промахивается – пуля бьет в землю рядом с головой Мака.
ЧАЧУ. Массаракш…
С трудом засовывает пистолет в кобуру. Подходит к Гаю, берет его за воротник, подтягивает к себе.
ЧАЧУ (растягивая слова, как пьяный). Ладно, ты останешься капралом. Но в Гвардии тебе делать нечего… Напишешь рапорт о переводе в армию.
Машина уезжает. В лесу темнота… Тело Мака неподвижно, как камень.
Обрывки видений. Лица родителей – нарисованные «перетекают» в настоящие. Лицо матери искажается от горя – и так, искаженное, снова становится рисунком. Фанк за рулем корчится в припадке. Муха падает в пиво. Ухмыляется усатый бандит. Лицо Рады….
Неподвижное тело застыло среди травы.
Огромный танк, устрашающий, мощный, давит гусеницами заграждение, сминает пушки. Взрыв под гусеницей: танк не сбавляет скорости, едет, охваченный пламенем, стреляет, и от этих выстрелов разлетается все вокруг…
Танк – на большом куполообразном экране. Экран гаснет. Открывается круглая комната, обтянутая красным бархатом. В золоченых креслах сидят Отцы.
ТЕСТЬ. Вот так вот. Термический барьер до тысячи градусов.
ШУРИН. Когда на конвейер?
ТЕСТЬ. Уже. Десять машин в сутки.
ДЕВЕРЬ. С вашими танками скоро без штанов останемся.
ТЕСТЬ. Лучше без штанов, чем без танков.
ДЕВЕРЬ (сварливо). Как был ты полковником, так и остался. Все бы тебе в танки играть.
ПАПА. У меня что-то зуб ноет… Странник, неужели так трудно изобрести безболезненный способ лечения зубов?
Все взгляды обращаются на Странника. Странник сидит в стороне, в тени – лысый, ироничный, зловещий. Поигрывает телефоном.
СТРАННИК. Можно подумать.
ШУРИН. Ты лучше вот о чем подумай, Папа. Пандейцы перебросили на хонтийскую границу еще одну дивизию. (Шурин тянется к пульту, на экране возникает карта со значками, с объемным изображением военных баз и частей.) Я прикидывал такой вариант: пандейцы вмешиваются в хонтийскую кашу, быстренько ставят там своего человека, и мы имеем объединенный фронт – пятьдесят миллионов против наших сорока.
ДЕВЕРЬ. Я бы большие деньги дал, чтобы они вмешались в хонтийскую кашу. Кто Хонти тронет, тот и проиграл.