СВЕКОР (разглядывая карту). Смотря как трогать. Если деликатно, небольшими силами, да не увязать – тронул и отскочил, как только они там перестанут ссориться… и при этом успеть раньше пандейцев…

ТЕСТЬ. В конце концов, что нам нужно? Либо объединенные хонтийцы, без этой своей гражданской каши, либо наши хонтийцы, либо мертвые хонтийцы… В любом случае без вторжения не обойтись.

ПАПА. А ты что молчишь, Умник? Ты ведь у нас умник.

Государственный прокурор сидит в дальнем конце стола. Улыбается.

ПРОКУРОР. Когда говорят отцы, благоразумным детям лучше помалкивать.

ПАПА. Ну, говори, будет тебе.

ПРОКУРОР. Я не политик…

Все весело смеются.

ПРОКУРОР. Право, господа, здесь нет ничего смешного… Я действительно всего лишь узкий специалист. И как таковой, могу только сообщить, что сейчас очень выгодный момент для вторжения. Перевооружение армии заканчивается…

ПАПА. Так-так, господа. Значит, воевать хотите? Что же, можно и повоевать, хотя… На сколько нас хватит, Странник?

СТРАННИК. Дней на десять.

ТЕСТЬ. План глубокого вторжения предусматривает разгром Хонти в течение восьми суток.

ПАПА (пристально глядя на Странника). Хороший план. Ладно, так и решим… Ты, кажется, против, Странник?

СТРАННИК (равнодушно). Меня это не касается.

ПАПА. Ладно. Побудь против… Что ж, Деверь, присоединимся к большинству?

ДЕВЕРЬ (с отвращением). А! Делайте, как хотите…

СВЕКОР (торжественно). Папа! Я знал, что ты будешь с нами!

ПАПА. А как же! Куда я без вас?.. Помнится, были у меня в Хонтийском генерал-губернаторстве какие-то рудники… медные… Как они там сейчас, интересно?.. Да, Умник! А ведь, наверное, надо будет организовать общественное мнение. Ты уже, наверное, что-нибудь придумал, ты ведь у нас умник.

ПРОКУРОР. Конечно, Папа. Все готово.

ПАПА. Покушение какое-нибудь? Или нападение на башню? Иди-ка ты прямо сейчас и подготовь мне материалы, а мы здесь обсудим сроки.

Прокурор поднимается, кланяется и выходит. Проходя мимо Странника, победоносно улыбается ему. Странник внимательно смотрит прокурору вслед.

Темнота. Дыхание. Звук мелкого дождя.

ГОЛОС МЕМО ГРАМЕНУ (резко). Это все разговоры. Доктор, на вашем месте я бы его осмотрел. Что-то я не очень верю в эту историю с ротмистром.

ГОЛОС ДОКТОРА (раздраженно). Я не могу осматривать в темноте.

ГОЛОС МАКСИМА. А вы зажгите свет. Все равно я вас вижу.

Шумное дыхание в темноте.

ГОЛОС МЕМО. Ерунда! Ну, что я сейчас делаю, если вы видите?

ГОЛОС МАКСИМА. Вы наставили на меня… то есть это вам кажется, что на меня, а на самом деле на вашего соседа… ручной пулемет. Вы – Мемо Грамену. На щеке у вас царапина.

Пауза. Скрип, сопение, шорох. Тяжелый вздох.

ГОЛОС ДОКТОРА. Нокталопия… Давайте зажигать свет. Глупо. Он нас видит, а мы его не видим.

Кто-то пытается зажечь спичку, но спички все время ломаются.

ГОЛОС МАКСИМА. Давайте, я.

Зажигается спичка. Освещает лицо Максима снизу. Максим изменился: осунулся. Порос щетиной. Глаза ввалились.

Максим зажигает керосиновую лампу, ставит на плоский камень. Становится видна поросшая лианами руина в лесу. Вокруг лампы сидят на ящиках люди. Среди них Мемо Грамену (толстяк, которого Мак сперва захватил, а потом отпустил), Орди Тадер (та самая бледная женщина) и еще трое: Доктор, простоватый Лесник и Генерал, немолодой, суровый. Сквозь остатки крыши моросит дождь. У Мемо на коленях ручной пулемет.

ДОКТОР. Раздевайтесь.

Максим через голову стягивает брезентовую рубаху. Все смотрят на его голую грудь; на ней – затянувшиеся следы от пуль. Доктор начинает осматривать и ощупывать его.

МЕМО (нервно). Не копайтесь. Скоро сеанс.

ЛЕСНИК. Красивый мальчик. У меня сын был… Тоже… (Вытаскивает флягу.) Выпить никто не хочет?

ГЕНЕРАЛ (раздраженно). Погоди, Лесник! Ну, что, Доктор?

ДОКТОР. Я бы голову дал на отсечение, что в этого молодчика действительно стреляли из армейского пистолета, с короткой дистанции, но только очень давно. По меньшей мере полгода назад! (Максиму.) Где пули?