Когда сеанс биополя закончился, Мила прошептала:

«Я вернусь. Я обязательно вернусь…» И в ту же минуту огонь в глазах ее погас. Зрачки потемнели. В центре их Иван увидел себя с полураскрытым ртом, согнутыми в локтях руками и поджатыми под себя ногами. А потом он вдруг увидел слезы на ее глазах. Она торопливо вытирала их, а они капали и капали.

Иван в испуге закричал:

— Мила, почему ты плачешь?

— Я не плачу, — улыбнулась она сквозь слезы. — Это просто таким путем выходят из меня остаточки биополя, — и, внимательно осмотрев кончики своих пальцев, прошептала: — Действительно, это так ужасно!

— Мила, но это ты ведь со мной разговаривала, скажи? — тупо и настойчиво уставился на нее Иван.

Он толком ничего не понимал, что с ним только что произошло.

— Нет, биополе, — и добавила: — Закрой глазки, котик, и поспи. Я сейчас градусник принесу.

Через несколько секунд она принесла градусник, встряхнула его и положила Ивану под мышку, поцеловав его перед этим и в щечку, и в лоб. Отчего Иван тут же расцвел.

— Ох, как же мне приятно!.. — прошептал он и с удовольствием задрожал.

— Ах боже мой, — посмотрела на часы Мила.

И, сняв перед Иваном халат, побежала в ванную принимать холодный душ. Только таким путем снимала она с себя остатки биополя. Так как они почти всегда, по ее мнению, прятались на ее теле.

Лежа на правом боку, Иван сквозь щелочку в спинке дивана с любопытством посматривал на Милу, которая, покрывая тело мыльной пеной, тут же ее смывала. Затем, запутавшись в своих мыслях, понял одно: чтобы раньше времени не совершить греха, нужно срочно закрыть глаза. И он закрыл их.

— Успокой мою душу, инспекторша Мила!.. — умиленно прошептал он и, черпнув языком воздух, чтобы его тут же выдохнуть, прислушался.

Все также урчала в ванной вода. И за окном метель скрипела петлями, то ли дверными, то ли оконными. Ароматный запах мыла и шампуня вдруг перебился долетевшим из кухни запахом поджаренного с луком сала. Он точно поросенок зачмокал. А затем стал жадно облизывать губы. Ведь он, как и все лесники, любил поесть. Особенно в гостях. И называл он все это не сотрапезничанием, а страпезничанием, то есть съесть предназначенного угощенья как можно больше, чтобы хозяин потом целую неделю хватался за голову, удивляясь невиданной человеческой прожорливости. Конечно, Ивану Милку объесть очень трудно. Только он порой возьмется за вилку, чтобы прицелиться к самому зажаристому куску сала — Милка тут как тут, не вилкой, ложкой замахнется и полсковородки как не бывало. И тогда казалось Ивану, что она сало не жует, а глотает кусками. И часто Иван от удивления ахал, узнавая, что Милка вдруг ни с того ни с сего съела за день целый окорок, который он достал ей по блату в знак уважения и который ему, да и не только ему, но и всей семье надо было бы грызть непрерывно целую неделю.

Слюнки вытекали из Иванова рта и падали на подбородок и на ворот рубахи. Он окончательно смирился с прежним своим влечением к Милке и лежал спокойно, полусонно, не выказывая никакой строптивости. Сковородка с жаренным на луке салом летала перед глазами и манила за собой своей длинной ручкой, точно указательным пальцем. И не нужна ему была в эти минуты ни Милка, ни ее снаряд-биополе. Она никуда от него не денется. Ведь он в ее доме будет ночевать. Так что главное для него сейчас «червячка заморить».

Благодаря этому вот свиному салу он и познакомился впервые с Милкой. Он, тогда еще только заступивший на должность лесника, жарил в лесу в котелке сало. От муторных аттестационных дел он устал и проголодался. Когда сало более-менее разогрелось, он наколол его тоненькой палочкой и поднес ко рту. Быстренько обдув со всех сторон, приготовился уже его съесть, да вдруг кто-то хвать из-за его спины кусок. Он оглянулся. И не поверил своим глазам. Красивая женщина стояла перед ним и улыбалась.

— Как вам пришло в голову взять и зажарить в котелке сало!.. — и засмеялась. — А вы знаете, очень вкусно!

Легкий румянец пылал на ее щеках. А в глазах и губах столько необузданности было, что Иван поначалу растерялся, ну а потом вдруг понял, что связала она его по рукам и ногам и, может, навсегда.

— Ну что вы так смотрите на меня? — засмеялась она опять. — Представьтесь, кто вы такой?

Он, лупая глазами, беззвучно шевелил губами. Она нагнулась и подняла помятый цветок, сбитый колесами его телеги.

Его телега со слесарным инструментом, стоящая рядом с ним, показалась ему почему-то вдруг игрушечной. Толкни ее пальцем, и она покатится. А перелетающие с цветка на цветок майские жуки — летающими бензопилами. Туфельки ее блестели, и светились капельки росы на пушке ее верхней губы.

— Вас, наверное, слепит солнце, — сказала она. — Ну хорошо, я сделаю тень. — И, подойдя к нему еще ближе, закрыла падающий на него до этого яркий солнечный луч, став от этого еще более красивой.

— Ну… — улыбнулась она.