— Да, у входа. Она начала драться с Уизли, но тут произошло что-то весьма необычное.

Волан-де-Морт сбросил ещё одну карту. Петтигрю, решившись, сбросил сразу две. Малфой с трудом мог сосредоточиться на своих картах, он сбросил одну, почти не думая о том, что делает:

— Что же, повелитель?

— В Министерстве Магии появились маглы.

Карты Люциуса посыпались на стол:

— Что?!

— Люциус, ты способен общаться не только вопросами, я знаю. Внезапно в коридоре, ведущем к Отделу Тайн, появилось несколько маглов, которые начали пускать фейерверки.

— ЧТО?!

— Люциус, мне повторить? — Волан-де-Морт поднял свою карту и начал втискивать её между теми, которые уже держал в руке.

— Повелитель, я знаю, от Министерства Магии можно ожидать чего угодно. Я там работаю, я совершенно точно уверен, что там может произойти вообще всё. Но всё-таки маглы в Министерстве Магии, пускающие фейерверки в честь нападения Нагини на Уизли, — это, я бы сказал, повелитель, несколько чересчур… Даже для Министерства Магии!

Червехвост выложил свои карты на стол. Две пары, два валета и две дамы, и десятка в качестве довеска. И как у него только хватает самообладания думать о раскладах, когда Тёмный Лорд сообщает сведения экстраординарной важности!

— Малфой, они пускали фейерверки не в честь Нагини. Они пускали фейерверки прямо в Нагини. Те летели так быстро и ударялись о стены с такой силой, что от стен отлетали куски.

Тёмный Лорд начал открывать свои карты. Из-за неловких пальцев этот процесс грозил затянуться надолго:

— У меня тут две пятёрки, семёрка, ещё одна семёрка… И джокер. Что в сумме даёт фулл-хаус, три плюс два. Люциус, вскрывайся!

— Нагини не пострадала? — Малфой начал выкладывать трясущимися руками собственные карты.

— Нет, Люциус. Мои заклинания защитили её, она развернулась, прошла сквозь строй этих маглов, вырвалась в Атриум и сумела уйти через камин. Сумел всё-таки собрать стрит, да? Но мой фулл-хаус всё-таки сильнее твоего стрита! Потом Нагини пришлось попетлять по каминам, чтобы запутать след, но в конце концов она вышла из камина заброшенной хижины в паре миль отсюда. Нагини не пострадала, но, конечно, стресс испытала изрядный.

— Я думаю! Маглы в Министерстве Магии… Они там что, с ума все посходили?

Тёмный Лорд задумчиво изучал лицо Малфоя, пышущее тщательно контролируемым негодованием:

— Ты же был сегодня на работе, Люциус. Неужели ты ничего не слышал о ночном приключении?

— Милорд, у меня сегодня была командировка в Шеффилд, — честно ответил Малфой. — Я с утра направился сразу туда. Конечно, там говорили о какой-то заварушке, но подробностей никто не знал, и вообще история звучала слишком фантастично, чтобы быть правдой. А распространению слу… Сведений ещё помешало то, что авроры закрыли Министерство и заблокировали передачу информации из него наружу. В «Ежедневном пророке» о нападении не сказали ни слова, я проверил. Собственно, поэтому я и решил, что всю историю кто-то придумал.

— Нет, Люциус, — покачал головой Волан-де-Морт, — К сожалению, нет. У меня нет причин не верить Нагини. Если она говорит, что там были десятки маглов с фейерверками, значит, они там были. Что маглы делали в Министерстве Магии? Что у них были за фейерверки? Как эти недолюди вообще узнали про существование Министерства? Кто проговорился? Кто нарушил Статут? Вот что должно сейчас интересовать нас прежде всего.

Смирившийся с очередным поражением Петтигрю, доселе молча перебиравший карты своим серебряным протезом, внезапно встрял в разговор:

— Повелитель, а почему нас это должно интересовать прежде всего? Я хочу сказать, что, как только мы возьмём под контроль Министерство, мы узнаем, что у них за дела с маглами. А чтобы взять под контроль Министерство, нам надо нейтрализовать Дамблдора и Поттера. А для этого нам нужно пророчество. То есть пророчество по-прежнему на первом месте. Почему присутствие маглов в Министерстве должно хоть как-то менять наши планы?

Тёмный Лорд задумался, переводя взгляд своих кроваво-красных глаз с одного соратника на другого.

Ни один из троих и не думал воспринимать банкомёта Дринки как нечто большее, чем предмет мебели. Дринки, которую такое положение дел вполне устраивало, замерла рядом с раздаточной машинкой и развернула свои острые ушки, не пропуская ни единого слова.

Январь 1996 года начался со знаменательных событий.

Далёкая и жаркая Эритрея, раздираемая пограничными и внутренними конфликтами, сочла уровень неразберихи слишком низким и внезапно перешла с привычного эфиопского национального календаря на непривычный григорианский, обеспечив населению головную боль на долгие месяцы вперёд.