И я наконец-то узнал, как чувствовала себя мама Синди, когда она застала нас врасплох с анальным кальяном несколько лет назад. Я хотел испариться в воздухе. Но таможенника это вовсе не напрягло. Это был Амстердам – они, вероятно, здесь видят такие вещи все время. Мэлвина и Смэлли, похоже, это тоже не волновало. По всей видимости, что они тоже поднабрались моих, не таких уж скрытых, лирических намеков (например, когда я назвал альбом S&M Airlines). Вот тогда-то я и понял, что мне нечего стыдиться. С тех пор я перестал скрывать, кто я и от чего получаю удовольствие. И если бы я хотел носить кожаную маску, сделанную из штанов Хиллела Словака, в то время как моя подруга запихивает пивной кальян в форме анальной затычки мне в жопу перед нашим хозяином дома, – да пусть так и будет!

У меня созрел план убить моего друга. Я предложил бы ему пойти и накатить или попытался бы надыбать каких-нибудь наркотиков и заманить его в машину. Я бы увез его в горы, чтобы упороться, и я застрелил бы его и оставил тело на обочине дороги. Достать оружие несложно – я знал приличное количество темных людишек, так что потребовался бы только телефонный звонок. Власти, вероятно, не стали бы слишком тщательно проводить расследование. Они просто списали бы это на бандитские разборки.

Это, вероятно, был не самый лучший план. Но мне была нужна какая-то стратегия, потому что я знал: в интересах выживания мог бы наступить день, когда я должен был бы ебнуть Реймонда.

Реймонд – не его настоящее имя, потому что даже после долгих лет с тех пор, как я его не видел, этот парень приводит меня в оцепенение. И, несмотря на то что он попадал в тюрьму за все мыслимые насильственные преступления и выходил из нее, я не хочу давать новые обвинительные показания в отношении этого человека, чтобы у него была причина мстить. Ради того, чтобы и вы, и я лучше по ночам спали, давайте просто скажем, что остальная часть этой главы – выдумка.

В Санта-Барбаре был угол, где все панки собирались во второй половине дня для длительного ничегонеделания, ничего не делая. Изредка туда приходил страшно выглядящий чувак, и люди разбегались. Он выглядел как белая инкарнация Майка Тайсона, с зачесанными назад волосами и в тюремных татуировках на руках, шее и спине. Ему не нужно было ни произносить слова, ни шевелиться. Он машинально прививал глубокое чувство страха любому, кто вставал на его пути. За его спиной шептали: «Это чувак Реймонд – пиздец как ужасно крут».

По городу ходили слухи, что Реймонд убивал бомжей и пьяниц для удовольствия. Я не могу это подтвердить лично, но мне никогда не было трудно поверить в это. Наш общий друг-уголовник рассказывал мне, что он и Реймонд насильно увезли парня, задолжавшего Реймонду сорок баксов. Они бросили его в багажник и пытались решить, что делать с ним дальше. Реймонд сказал: «Хуй с ним, давай просто убьем его». Мой друг среагировал: «Ты что, блядь, шутки шутишь? Хочешь на зоне сидеть всю жизнь за сорок баксов?» Реймонд не видел в этом проблем. В итоге они просто отколошматили парня до бессознательного состояния, сняли с него обувь и высадили его у черта на куличках. И в довершение своей истории мой друг резюмировал: «Да, Реймонд любил убивать людей».

Однажды мой теперь уже покойный друг Линн Стрейт (из группы Snot /Сопли/) пришел на пати, и Реймонд отхлестал его по щекам перед всеми без какой-либо причины. Это было в некоторой степени больше похоже на какое-то доминирование, типа как в мире животных. Или точнее – типа как на зоне. В конце своего подросткового возраста он провел семь лет в California Youth Authority – центре заключения несовершеннолетних – за избиение полицейского. Я уверен, что это повлияло на его понимание этических норм. Линн однажды одолжил Реймонду свою машину, а потом спросил, может ли он забрать ее обратно. Реймонд отхлестал его по щекам еще раз и сказал, что он вернет ее, когда будет готов ее вернуть.

Он терроризировал город панк-рокеров. И он был моим лучшим другом.

В который раз я бежал в сторону того, что должно было отпугивать меня. И в который раз я приходил к заключению, что, пытаясь всем доказать, что я крутой хулиган, я всего лишь компенсирую этим свою необеспеченность и незащищенность. Я подружился с Реймондом, только потому что он был той бляхой, которую я мог нацепить, и представителем той контркультуры, которую мне хотелось исследовать.

Я работал в магазине тканей и знал, что они там оставляли пару сотен баксов в кассе на ночь. Я рассказал об этом Реймонду; мы взяли с собой пару фомок и попытались туда вломиться. Место было плотно заперто, но мы не хотели идти домой, не совершив КАКОГО-НИБУДЬ преступления, поэтому мы забрались на крышу соседней синагоги и влезли через окно второго этажа. Мы нашли сейф, но и в него мы залезть не смогли. Мы облазили все ящики и столы, но там ничего не было, что бы стоило брать. Все, что мы в конечном итоге нашли, был галлон мороженого, который мы сидели и ели вместе на кухне синагоги. Я рисковал попасть в тюрьму за мороженку! Такова была моя степень потребности в одобрении.

Я стал подельником Реймонда, и мы расхаживали по Санта-Барбаре, донимали его врагов, взламывали и проникали в дома, забирая все говно, вне зависимости от того, был там кто-то или нет. Я знал одного паренька-панкера, у которого была хорошая гитара. Мы проникли в его дом и украли ее вместе с коробкой кассет. Я думал, что эта гитара Les Paul, но она оказалась дешевой копией, поэтому мы просто разбили ее. Вернувшись домой, я просмотрел кассеты и нашел демо NOFX. Я изо всех сил старался быть социопатом, в разладе с обществом, как и Реймонд. Но до этого момента я все равно знал, что такое хорошо и что такое плохо. Сам вид кассеты вызывал тошноту от чувства вины, но я его заглушал.