Шрифт:
Пардон! – Ченцов снова откинулся в гроб и плотно зажмурил глаза.
Трое охранников с автоматами пробежали к асфальтовой дороге, чтобы помешать тележурналистам подъехать.
– Вечная па-амять… – продолжил мужичок в рясе. – Помилуй нас, Боже, по великой милости твоей… Услыши и помилуй… Еще молимся об упокоении усопшего раба твоего Игоря…
– Новопреставленного Игоря, – негромко подсказал Углев, – если уж на то пошло.
– А, да-да! – торопливо согласился мужичок в рясе.
–
Новопреставленного Игоря… и простятся ему всякие прегрешения, вольные и невольные…
– Невольные… – донеслось из гроба. – Ну, кончай, к делу.
– Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего… новопреставленного
Игоря и сотвори ему вечную память… вечную память.. вечную память… Аминь.
Прокурор махнул рукой, и оркестр снова взревел. И в небо взлетели красные ракеты. И грянул залп – оставшиеся охранники стреляли в небо. Чалоев смотрел на все это пустым, отстраненным взглядом, словно был мыслями далеко.
– Итак, мы простились с нашим бесценным другом… – прокричал прокурор. И еще взлетели ракеты. И снова протрещали автоматы. – А сейчас милости прошу к столу… Помянем нашего дорогого Игоря.
– Пейте и закусывайте… – поддакнул младший Калиткин, который то ли икал, то ли давился от смеха.
Народ окружил столы с яствами. Татьяна стояла поодаль, кусая губы, бледная и потерянная. Что она должна делать? И вообще, что с
Ченцовыми? От больших денег с ума сошли? Или все неспроста: Игорю нужно теперь, чтобы его вправду признали сумасшедшим? Зачем? А что, собственно, Углев о нем знает, об этом человечке в спортивных штанах, с мальчишеской улыбкой? Ничего не знает. И уже становится интересно, что же действительно это за люди.
Игорь вдруг обиженно крикнул из красного гроба:
– Эмма Кирилловна, вы почему же молчите? Читайте, какие там были кушанья. А я буду комментировать… как бы с того света…
– Я ждала сигнала! Господа! – Эмма приподняла и опустила книгу и с веселым надрывом принялась читать. И с первых же строк Углеву стало понятно, что это томик Петрония. – “Когда мы наконец возлегли, молодые александрийские рабы облили нам руки снежной водой…”
– Омыть! – воззвал Игорь, и его сын с тремя дружками прошли вдоль столов с кувшинами.
– Но это не вода, шампанское!.. – удивленно воскликнул кто-то.
– Тем лучше! – был ответ усопшего. – Дальше.
– “Посреди подноса стоял ослик коринфской бронзы с вьюками вперемет, в которых лежали с одной стороны белые, а с другой – черные оливки!”
– Есть такие! – отозвался младший Калиткин. – До хрена! Только у нас тут не ослик… а коза живая!
В самом деле, на одном из столом топталась и блеяла коза.
Дулова продолжала, взвизгивая от восторга:
– “На подставке лежали жареные сони c приправой из мака и меда…” Я полагаю, господа, бозы для этого подойдут… “Были тут также и горячие колбаски, сирийские сливы и гранатовые зерна…”
Игорь опять приподнялся и крикнул:
– Все, все как у древних! Только гранаты, граждане, ненастоящие… из шоколада… но все, как надо, с чекой, взрывателем… Да, мне-то налейте!
– Ты умрешь от этой водки… – процедила наконец Татьяна. – Вылезай… и заканчивай этот балаган!
Темноликая девица с желтыми губами, похожая на цыганку, мигом поднесла Игорю стакан.
– Эта, что ли? – вдруг взвизгнула Татьяна, указывая на красотку. Та хладнокровно удалилась.
Как бы не слыша жену, допив водку, Игорь продолжал все так же возлежать на боку, опершись, как Стенька Разин, на локоть.
– Я тебя спрашиваю!.. – закричала Татьяна и толкнула гроб, тот поехал по столу.
Игорь, укоризненно глянув на нее, протянул:
– Ты чё? Это же Лиля, дочь Федора… нашего прокуратора… Эмма, читай дальше!
– “Мы увидели другой поднос, а на нем птицы и свиное вымя…”
– Глухари, бля… – пояснил Игорь жующей толпе.
– “И посередине – зайца, украшенного крыльями, как бы в виде Пегаса…”
– Маргарет! – вдруг заверещал из гроба Игорь. – А почему ты молчишь?
Ток, ток!.. говори!.. Машка!
Гувернантка пожала плечами, что-то негромко пробормотала.
– Громче, чтобы все слышали! Господа, она здорово матерится по-русски! Господа, она истинная англичанка из Глазго! Ее зовут как
Маргарет Тэтчер! Обожаю Тэтчер!.. Ритка!..
…
– А вы почему не пьете? – хохоча и приплясывая, спросил у Валентина
Петровича священник (или ряженый). – Господь бог не возбраняет играть во смерть, испытывать себя. Сказано же в книге Бытия, Господь заповедал помнить о спасительном страхе смерти… а вот дьявол сказал: нет, не умрете… почему беспечные люди так и живут, будто будут жить вечно…