Шрифт:
Как река быстра течет,
Река быстра, река чиста,
Как у милого слеза.
Не прогневайся, друг милой,
Что я буду говорить.
“Ты родителев боишься,
Ты не хошь меня любить.
Я не вовсе девка глупа,
Не совсем я сирота.
Есь отец, и есь мать,
Есь и два брата-сокола,
Два вороные коня,
Два вороненькия,
Два черкацкия седла,
Два булатные ножа.
Уж я этими ножами
Буду миленка терзать -
Ты рассукин сын-мошинник!
На дорожке догоню,
На дорожке догоню,
Твое тело испорю,
С твово бела тела
Пирожков я напечу,
С твоей алой крови
Я наливочку сварю,
Из твоих костей-суставов
Кроваточку сделаю!”
Какая страстная и грозная песенка брошенной девицы!
…
Наверное, во всех нас, не потерявших память, некая труднообъяснимая общая вина перед деревней… Валентин Петрович перебирал давние блокнотики и тетради. Сжечь или в местный краеведческий музей отдать? Нарисуют номер и сунут в угол, а там мыши съедят…
Да, Углев записывал слова не только темных новых хозяев жизни. Вот он,
“Словарь добрых людей” – за вычетом общеизвестных слов.
А.
Ажирб а сник – равнодушный человек. От слов “жир” и “басни”,
“баять”? Тяжеловатое слово, но меткое.
Аклев у шка – уголок для цыплят. От слова “клевать”.
Алё – пойдемте. То же, что айда. Алё домой. Не от телефонного же
“алло”? Тогда это уже знак порчи языка.
Ал ы ря – врыльник, врун. (Позже нашел это слово и у Даля – означает фигляр, обманщик.)
Анал а ди – потом. Как наладим? Как сделаем дело?
Ан я ш – да. Странное слово! Не угро-финских ли корней? Проверить.
Ап о рхлый – плохой, паршивый. Замечательное слово! Тут и пошлый, и пухлый, и тухлый… все слилось в одном.
Ар о шки – печеный хлеб. От слова “рожь”.
Б.
Баг а н – деревянные колодки, надевают на передние ноги коров, чтобы далеко не ушли. Баганить – спутывать ноги животным. (А вот у Даля иначе: баган – злой дух. Баган задушил овцу.)
Б а енка – баня. Потрясающе! И помыться, и поболтать, побаять.
Баз а н – рёва, капризный ребенок. Отсюда и базлать. Возникновение: баз – постройка для скота, а они всегда ревут.
Бараб а – пересуды. Звукоподражательное – от пустого говора женщин?
Но барабаться – барахтаться в воде. Что в корне? У Даля барабать – совсем о другом: разрывать, копаться в чем-то. Барабала – грабитель.
Басал а й – плохой человек. Баский – красивый, лай (лайяй) – от недоброго. Басливый недаром означает врун.
Безл я двый – тщедушный, хилый. (Хотя можно вычеркнуть – слово есть у Даля. Да почти всё есть у Даля!)
Без о тходя – не выходя, не удаляясь. У Даля этого слова нет!
…
За два месяца воспитать Ксению? Но это же безнадежный случай! Чтобы узнать более или менее хорошо литературу, нужны годы. А уж для того, чтобы грамотно и метко изъясняться, нужно многие годы следить за своей речью, мысли свои шлифовать… все оттенки русского говора впитать… Это же не то что взять да запомнить, какой вилкой что кушать.
“Нет, я откажусь”.
И когда к нему явилась Ксения с обиженной мордочкой и с порога едва ли не с вызовом пролепетала:
– Папа говорит, вы меня можете отослать к Алексею с рекомендательным письмом? – Углев пораженно отметил: “Все же я раньше думал об этих господах лучше. Неужели ничего не понимают?”
– Нет, – ответил без привычной улыбки Углев, – нет, барышня. Если бы я специально вами занимался хотя бы с седьмого класса… Нет.
– Тогда я пойду, – кажется, с облегчением молвила девица и поволоклась, гремя огромными каблуками, прочь из деревянного бедного домика.
“Слава богу… Кажется, освободился”. Углев после того единственного случая с подношением денег в бане больше ни рубля у Ченцовых не брал. И теперь со спокойной совестью мог заняться своими мыслями. И без Ксении на душе было тошно. Надо сказать, ложные похороны, состоявшиеся на берегу Сиречи, и то, что на них присутствовал пусть и привезенный почти насильно начальником горУВД Углев, у многих людей в городе вызвали изумление и досаду, а у Маши – слезы.
– Как ты мог пить с этими бандитами? – восклицала она, всплескивая по давней привычке учительницы руками. – С этой шушерой? Ты, заслуженный учитель РСФСР… многие тебя уважают… что они теперь подумают? Что нас купила эта шайка?