Такие же чёрные конские хвосты на своём верху имела юрта старика Хелькала, тоже довольно просторная, так как в ней любил проводить в разговорах время сам Аттила; Хелькал ещё от Мундзука — отца повелителя — унаследовал доверие к себе.

А вокруг шумели и волновались несметные полчища гуннов, готовые, как показалось Валадамарке, в любой миг ринуться в любую сторону света по зову своего предводителя .

«Не то что в ставке Бледы: тишь да гладь... А какая здесь купальня!» — восхитилась женщина.

Всадники обоз и охрану Бледы провели через два «кольца стражей». Знаменитые одиннадцать сторожевых колец, постепенно суживающихся и состоящих из преданных и отборных многих сотен только гуннских воинов будут стоять возле любого местопребывания Аттилы позже, когда он станет полновластным властителем всех гуннов.

Но всадники не остановились возле юрты повелителя, а проследовали к жилищу Хелькала, где за дастарханом уже сидели сам старик, его сын Аэций, Аттила и другие приближённые. Прислуживали им только рабы, женщин сюда не допускали. Исключение сделали для гостьи, поэтому с появлением Бледы и его жены хозяева поднялись, все, кроме Аттилы, и усадили по распоряжению повелителя Валадамарку на почётное место.

Бледу это покоробило...

Валадамарка успела обратить внимание на богатые одежды собравшихся, но в то же время они, и даже знатный римлянин, были... босиком. Вообще, гунны предпочитали ничего не надевать на ноги. Лишь находясь на коне, они привязывали к пятке колючку от шиповника вместо шпоры; седло имелось только у знатных кочевников, но даже сам Аттила часто пренебрегал им.

Молча ели парившее мясо, лежащее сочными кусками на серебряном блюде, и пили тэке — кислое молоко, любимый напиток Аттилы. Лишь Бледа, щуря свои и так заплывшие глазки, предпочёл другой напиток — крепкий хмельной кумыс.

Вскоре появился в жилище Хелькала горбун Зеркон Маврусий; все почтительно потеснились, и горбун сел рядом с Валадамаркой. Он помог ей снять тяжёлый головной убор, волосы её мелкими косичками упали на плечи, лицо женщины слегка раскраснелось — оно стало ещё прекраснее, и Аттила, не скрывая, смотрел на жену брата с вожделением... А тот, уже осоловев, пытался раза два петь, но ему никто не подтянул.

«Почему Аттила ничего не говорит о своей предстоящей свадьбе?» — задала себе вопрос Валадамарка.

— Как они, должно быть, счастливы! — восхитился кто-то, бесцеремонно показывая обглоданною костью в сторону Бледы и его жены.

— Талагай! — сказал Маврусий и, чтобы было понятно Валадамарке, перевёл: — Дурак! Счастье — это призрак. Знаешь, милая, легенду о птице призрачного счастья... Арманды.

— Нет, Зеркон, не знаю.

Валадамарка со стороны горбуша испытывала к себе доброе отношение, когда ещё являлась женой старого Ругиласа. Через него она, ещё совсем молодая и жаждущая сильных мужских ласк, однажды дала знать Аттиле, чтобы тот в летнюю ночь пришёл к её юрте, притворись пьяным... Аттила знал, что он ей нравится, так же, как и она ему, но удивился: зачем притворяться напившимся кумысу?.. Всё же сделал так, как она велела.

Якобы пьяный Аттила не вызвал никаких подозрений у охраны; завалился возле юрты жены своего дяди. Охранники пошутили: «Проспится племянничек и уйдёт...» Вскоре он услышал нежный шёпот из юрты:

— Аттила, подними кошму.

Он придвинулся вплотную к юрте, приподнял кошму, через кереге просунул руку и нащупал голое бедро Валадамарки.

— Я лягу спиной, согнувшись, близко к кереге... А ты через кереге... Понял меня?

Как не понять!..

— Расскажи, Зеркон, о птице Арманды, — попросила Валадамарка.

— Прежде чем рассказать, милая, о птице Арманды, я поведаю другую легенду, которая прямо относится к первой...

Все замолкли, собираясь слушать мудрого Зеркона Маврусия. Только Бледа бормотал что-то; по знаку Аттилы могучего сложения раб положил Бледе на плечо огромную волосатую руку, и тот тоже замолк.

— Один статный луноликий богатур много раз бился с врагами, но всегда оставался жив, в каком бы несметном количестве они на него ни нападали. Этому чуду богатур был обязан красавцу-коню Акбару, всякий раз выносившему хозяина из лютой свалки... Богатур очень любил коня, также любил и свою нежную жену, похожую на тебя, моя милая, только у той глаза были чёрные, а у тебя синие, как воды Байкала, — ещё ниже клонил свой горб перед Валадамаркой Зеркон. — Жену богатура звали Гаухар. Однажды её богатур вернулся без коня. Но ничего не сказал жене, лишь грустью подёрнулось его лицо. А потом так сильно затосковал по Акбару, что занемог и слёг. Увидев это, Гаухар отправилась на поиски коня. Пришла поздно вечером и запричитала:

— Коке! Ат жок!.. Коке! Ат жок!..

«Нет, мол, коня... Нет!»

На следующий день то же самое. И так продолжалось долго, пока раздосадованный богатур не вскричал в сердцах:

— О Пур [78] , да забери ты её! И пусть она кричит одно и то же: «Коке! Ат жок!..»

С того момента как сквозь землю провалилась Гаухар, а появилась серая невзрачная кукушка, которая и поныне кричит, словно причитая и тревожа души людей: «Коке! Ат жок! Коке! Ат жок!..»