Михаил Алексеевич озадаченно глядел в пол – за сорок прожитых лет он ни разу не думал о жизни в подобном ракурсе.

– И что же мне делать? – поморгал он.

– Работай честно и женись, наконец, на красивой женщине. А о глупой мечте забудь! – Психотерапевт поиграл желваками и фыркнул в сторонку.

– То есть... Я так никогда и не стану банкиром? – упавшим голосом пробормотал Синяков, не желая расставаться с мечтой.

– Понимаете, Михаил Алексеевич, чтобы стать банкиром, вы должны, э-э-э... – Психотерапевт обвел глазами кабинет.

– Что я должен? – привстал дворник.

– Полюбить банкиров всей душой, – развел длинными руками психотерапевт. – Сможете?

– Это зачем?.. – возмутился Михаил Алексеевич. – Я не смогу.

– А если не можете, как же вы станете им? – Психотерапевт строго прищурился.

– Ну...

– Как можно стать тем, кого ненавидишь? – жестко повторил Курица.

– Ага. – Михаил Алексеевич встал. – Я, кажется, понял...

Впервые за месяц пасмурная погода на улице показалась ему вполне летней. Михаил Алексеевич зорко огляделся в поисках красивых девушек. Глупая мечта вылетела из головы вовремя...

Ангелы на крыше храма пророка Илии громко аплодировали, но дворник Синяков не слышал, узрев перед собой вполне симпатичную даму в положении.

– Вы замужем?.. – с веселой надеждой спросил он.

– Не помню. – Дама осторожно взглянула на него, и через пять минут разговора они уже вместе шли куда-то, оживленно беседуя.

Михаил Алексеевич уже нес тяжелую сумку дамы.

– Молодец, Архимед! – Ангелы посмотрели на сидевшего рядом философа.

– А то, – вздохнул Архангел Запальчивый. В костюме бродяги он исходил пол-Москвы. – Учитесь, пока жив...

Павел Олегович стремительно накручивал спирали по своему кабинету, вибрируя от ярости... Его душил гнев, когда он вспоминал настырно-склеротичный взгляд своего тестя и присыпанную пылью лет тещу Марью Тимофеевну.

– Упорные сквалыги! – выкрикнул он. – Когда ж вас моль съест, а?..

Набегавшись, Голда снял очки и с ненавистью обозрел телефоны на рабочем столе. Был вечер, и, к счастью, работа позволяла немного отвлечься.

Только что звонил тесть и предупредил, что приложит все влияние московской еврейской общины, но не позволит купить в «Алых парусах» апартаменты его очередной любовнице. А через пару минут, как будто сговорившись с тестем, дважды позвонил родитель Даши, некто Владлен Жолудь, и принялся шантажировать Голду, небрежно напомнив про тринадцать лет и восемь месяцев вполне половозрелой на вид двухметровой модели Дарьи. Голос отца Даши Жолудь при этом звучал вполне по-сутенерски.

Но вывел Павла Олеговича из состояния тихой иронии именно последний, четвертый звонок – от старшего сына. Олег Павлович Голда позвонил отцу из Оксфорда, где сдавал экзамены на степень магистра международного права.

– Пап, ты согласишься без проволочек передать дела на совете директоров мне? – обходительно поинтересовался он.

– Сын мой, – опешил Голда, – ты сошел с ума?

– А ты? – спросил сын. – Твои новые публичные выкрутасы с тринадцатилетней любовницей ставят финансовую империю Голда на грань краха. Закон на стороне сильного, пап, а слабый уходит – это часть профессии. – Сын замолчал...

– Ты даже не банкир, ну куда, скажи, ты лезешь с кувшинным рылом в калашный ряд?! – вскричал Павел Олегович.

– А что, нельзя? – Старший сын нервно засмеялся. – Зато я верный муж и отец и без одной минуты магистр международного права.

Голда плюнул и прекратил разговор...

– Старый болван Исаак Исаакович взбаламутил всех! А из еврейской общины так и не позвонили насчет моей тринадцатилетней любовницы!.. – ворчал Голда, открывая дверь кабинета и выглядывая в приемную.

В приемной сидела секретарша Наринэ и тупо смотрела в монитор.

– Павел Олегович? – вскинула она брови. – Чаю?

Обычно в конце дня Голда пил чай. А сегодня даже полежал на диване в комнате отдыха.

«Смоки» и Крис Норманн в Кремле с 1 по 4 июля» – висела растяжка напротив его кабинета в Мышкином подворье.

– Вкус к жизни и взаимопонимание, где они, скажите мне, пожалуйста? – пробормотал Павел Олегович, внезапно разглядев на полу под ногами свои очки. – Когда я их успел разбить, совершенно не помню, – изумился он и, подобрав, выкинул без особого сожаления.

Помолчал, иронично взглянул на себя со стороны и набрал номер Даши.

– Але, ку-ку, Дашка, это я... Да-а-а, я приеду, – проворковал он и положил трубку.

На лбу банкира Павла Олеговича Голды сразу разгладились сто тридцать три морщины, которые он собирал всю жизнь.

– Милая девочка, я тебя люблю, – тихо и отчетливо сказал он.

«Действуй», – пронеслось в голове.

– Я ушел, Наринэ, – кивнул секретарше Голда. – В «Алые паруса», – садясь в машину, пробормотал Павел Олегович.