Шрифт:
– Элементарно. Тебе надо устроиться уборщицей в клуб игроков в гольф или бридж. Кстати, принц Чарльз играет в поло!
Я вспомнила Камиллу Паркер и поежилась, даже прекрасная Диана не смогла выиграть битву за принца, куда уж мне?
– Сначала ты устроишься в гольф-клуб и между делом узнаешь, к кому из миллионеров можно попасть на работу...
– Ты думаешь, уборщицы гольф-клуба об этом знают? Сомнительно...
Дочь смерила меня взглядом.
– А разве уборщицы из другого теста, чем остальные женщины? – вздохнув, спросила Дашка. – И потом, в мире столько женщин, но ты-то одна, мам.
– Одна, – повторила я, подойдя к самому краю платформы. – По-твоему, легко очаровать мужчину со шваброй и ведром? Отстань! – рассердилась я.
Дочь задумалась.
– Мам, знаешь, если ты будешь вызывающая и скромная одновременно – ни один миллионер не устоит, у тебя же кожа цвета карамели, – напомнила мне дочь.
– Да-а-а?
– Да!
– Знаешь, Даш, если предположить, что для каждого из нас существует своя половинка, то наличие всех остальных людей не имеет никакого значения, ведь они уже предначертаны кому-то... И даже если я гипотетически понравлюсь какому-то миллионеру... В общем, счастья мне не видать, как своих ушей, – депрессивно пробормотала я.
– Ну, как хочешь, – поджала губы Дашка. – Но я не просто так говорю, я тебе счастья желаю, мам... Великосветские рауты по тебе определенно плачут! – фыркнула она.
– Рыдают, а не плачут, – целуя дочку, кивнула я.
На бреющем полете к вокзалу подлетела московская электричка, и я вошла в последний вагон, который остановился прямо передо мной.
«Куда ж мне податься?» – думала я, глядя в окно, пока не задремала.
Электричка тяжело дернулась и остановилась, а я протерла глаза. Вагон, в котором я сидела, был полупуст. Многие, как и я, дремали... «Да ну их, эти сны!» – Я порылась в сумке и вытащила газету. Мне только что приснилось, будто я провалилась в трещину и кричу оттуда, а меня никто не слышит.
Паутина воспоминаний отлетела куда-то в небо, когда через час я стояла в Москве на перроне вокзала и мимо меня бежали к электричкам сотни людей. Я плохо знаю Москву, хотя живу неподалеку всю жизнь, и, пока ехала до проспекта Мира, думала, что Москве, если сравнивать ее с женщиной, примерно 55 лет, и она – красивая и невозмутимая, какой и я тоже обязательно стану через чертову дюжину лет.
– Выписан? – не поверила я в приемном покое Института имени Склифосовского. – И ушел своими ногами? Ну, надо же... А это точно Борщук?!
У меня вдруг заболела душа, хотя, казалось бы, отчего ей болеть?
Утопленницы нашлись
Я купила пакет мюсли на уличном лотке, чтобы было чем перекусить, и на подходе к Плющихе испытала все оттенки тревожной радости, представляя, что увижу обеих старух Хвалынских, сидящих на кухне и пьющих вино. Но у подъезда еще издали я увидала двух неугомонных тружениц Плющихи по вязанию носков – Веру Спиридоновну Жужжалину и Веру Ивановну Моргалину.
– Явилась, не запылилась, – в два голоса встретили они меня. – А сестрички-то нашлись!
– Да вы что? Я так и знала. – Я села на скамейку, разорвала пакет с мюсли и начала их есть.
Бабки удивленно переглянулись.
– А откуда ты знаешь, Свет? Звонила, что ль, кому? Мы вчера на опознание всем подъездом ездили... Утонули они в Москве-реке, – немного разочарованно пояснили мне бабки. – А про твое местонахождение участковый интересовался!
За всю жизнь я дважды теряла сознание, когда у меня брали кровь из вены и после солнечного удара. Раз, и выпал из жизни, а потом в течение нескольких секунд приходишь в себя и опять жив и здоров, встаешь и идешь куда надо, и никаких последствий, что удивительно. Это я про то, что жизнь едва теплится в нас: вдох-выдох, и нет тебя, и в то же время ее хватает надолго. Очень много жизни в нас, очень... И хоть мне до слез было жаль пьянчужек Хвалынских, сознания я не потеряла.
– Они утонули? – Я вытерла слезы пакетом с мюсли и вдруг вспомнила слова Лели Залуцкой, что «сестры ходили в бассейн».
Соседки кивнули.
– Не очень-то они были похожи на себя в морге. – Бабушка Моргалина уронила спицу и наклонилась за ней. – Раздулись от воды, как две зеленые лягушки!
– И наследников вчера на опознании набежала тьма-тьмущая, – плюнула себе под ноги бабка Жужжалина. – Мы только Петьку знаем, мужа Марианны.
– И он их опознал? – поднимая спицу, уточнила я.
– А то, – переглянулись бабки. – Самый первый подошел и опознал, скотина... На поминки приглашал. Пойдешь? Теперь, наверное, вся квартира к нему отойдет.
Я оглянулась, «Бентли» Чернова у дома не было.
– А в квартире сейчас есть кто-нибудь? – спросила я.
Бабки, горячо споря между собой, на кого были похожи утопленницы, меня уже не слышали, и я заглянула в окно кухни, но никого там не увидела.
Тогда я зашла в подъезд, и кто-то ткнулся мне в ноги! Я наклонилась, под рукой оказался горячий нос кошки Клеопатры, которая осторожно меня нюхала.