— Помнить-то помню, — ворчит Гизар, — вопрос у меня только. Почему это всегда мои студенты, моя секретарша? Что там с той девой, которую тебе сам Владыка пожаловал?

— Гиз, я же сказал, тот вопрос закрыт. Произошел несчастный случай, она погибла, — он вспомнил свой сон. Позволил Гизару впитать отголоски пережитых им той ночью эмоций. И закрылся. Демонстративно, резко.

— Прости, — а друг поверил. — Я просто даже мысли не мог допустить, что ты… Ты просто не мог сделать это намеренно. Был уверен, она жива… Еще раз прости… И в самом деле, давай устроим уже, наконец, вечеринку. Вот прямо сегодня и устроим. Позовем Индэра и забудем обо всем плохом. Хоть на пару часов, верно?

Ар кивнул. Обманывать друга было бесчестно. Но надо. Надо. Нет, вовсе не потому, что Гиз или тот же Индэр не в состоянии потерпеть пару лет, прежде чем поближе познакомиться с «подарком Владыки». Да им скажи только, что деве шестнадцать, они и сами его дом по дуге обходить будут. Проблема в том, что обеспечить своей деве полноценную жизнь в этой стране он сможет, лишь выдавая ее за местную уроженку. И до тех пор, пока никому из вышестоящих не донесут, что его якобы Избранница — всего лишь бесправный «подарок Владыки». И потому, чем меньше народа это знает, тем в большей безопасности его девочка. Друзья не подставят его намеренно — в этом он был уверен. Но проболтаться — к слову, по случаю — с кем не бывает? И потому — умерла. Выбросилась в окно прежде, чем он к ней и прикоснуться-то успел.

— Вот только понять не могу, что не так с твоей аурой, — Гизар все рассматривал его, задумчиво и излишне пристально. Зацепился взглядом за что-то, когда Ар хлестнул в него потоком своих переживаний, и теперь все никак не мог понять, что же его так смутило? Что-то было неправильно, но что?

— А что с ней не так? — мгновенно ощетинился Аршез. — Гиз, я, конечно, ценю твое внимание к своей персоне, но я не к спектрографу на прием пришел, мне карту сущности составлять не требуется.

— Не факт. Отсветы у тебя… чужеродные. Ты когда закрываешься, их не видно совсем, а как открылся, чтоб воспоминания разделить… Никак не могу сообразить, где я такое видел… Структура словно чужой нитью прошита… Или я это где-то читал… Нет, не помню.

— Ну и сделай уже одолжение — не лезь, куда не просили. Без твоих изысканий тошно.

— Все, ладно, прости, забыли, — Гизар прикрыл на секунду глаза, отключаясь от непонятной картинки на тонком плане. И решительно сменил тему, — Так что Арик, какую деву нынче в спутницы хочешь? Умную или красивую?

Аршез бездумно улыбнулся дежурной шутке, но мысль невольно запала.

— А знаешь, — отозвался он неожиданно для самого себя, — Скромную хочу. Невинную. Чтоб робела…

— А к доктору нет, не хочешь, извращенец малолетний? — Гизар запроса не оценил. — Может, мне тебе еще изнасилование организовать? Найти ту, что предпочтет смерть твоим прикосновениям?

— Да нет, спасибо, это я и сам… адресок знаю, — Аршез невесело усмехнулся. — Разумеется, меня интересует дева, которая в курсе, зачем ее позвали, и хочет этого не меньше, чем я или ты. Просто немного стесняется, а не начинает раздеваться еще прежде, чем меня увидит. Это что, такой криминал?

— Немного они все стесняются, — пожимает плечами Гизар. — Кто мы и кто они? Эту разницу с наскока не перепрыгнуть. Но без святой невинности давай мы все-таки обойдемся. Я, знаешь ли, хочу развлекаться, а не вытирать чьи-то сопли. Заставлять человека делать то, к чему он не готов и чего он не хочет как-то не кажется мне забавным.

— Ладно, ладно, уговорил. Согласен на опытных, страстных и смешливых, — Аршез вскидывает руки, демонстрируя капитуляцию. — А то как-то давно я не слышал, чтоб смеялись просто от удовольствия.

— Вот это уже разговор, — полистав какой-то талмуд, светлейший Гизариадар решительно потянулся к телефонной трубке.

* * *

На природу в рабочем костюме не полетел. Все же зашел домой переодеться. Дом был пуст. И эта пустота, вместо того, чтобы одарить покоем родного дома, своего собственного дома, где ты можешь расслабиться и быть собой, просто потому, что нет тех, перед кем следует притворяться… Неожиданно, эта пустота показалась гнетущей. Нет тех, кому ты дорог таким, как есть. Нет тех, кому ты нужен таким, как есть…

Взгляд упал на незаконченное ободверье, на разложенные инструменты. А может, ну его, этот пикник, просто остаться и продолжить работу? Он взялся за крупную, сложную композицию, ее наскоками не закончить, она требует времени и сосредоточенности.

Да только кому оно надо, его ободверье? Его работа, в которую он вкладывал душу? Кому нужна его душа? Он хотел, чтоб его дом стал домом для человеческой девы, хотел подарить ей место, где гостью из чуждых земель окружал бы покой и уют… Не сумел. То он слишком навязчив и его слишком много, то он слишком фальшив, неестественен, отвратителен. Сноб и жлоб. Ну и…

Нож вошел в деревянный массив по самую рукоять. Недоделанную «крону ивы» рассекла уродливая трещина, часть мелких деталей обломилась, ударившись об пол с сухим обвиняющим стуком. Он развернулся и вышел вон.

На их излюбленном месте на берегу Серебрянки его уже ждали. Три прекрасные человеческие девы и два добрых друга, в чьем обществе было так приятно расслабиться и, окунувшись в пиршество плоти, забыть обо всем. И остаток неудачного дня растворился в пьянящих ароматах всеобщего удовольствия. Страсть текла через их тела, энергии сплетались, наслаждение застило разум. А насыщение столь необходимыми живительными силами приносило покой душе.