Обедал в студенческой столовой. Здесь первое, второе и компот, обходились копеек в двадцать пять. В общем, с голоду не пухнул. Стройный был, "как кипарис".

Но и эти двадцать пять - тридцать копеек надо было где-то взять. И я занялся приработком: писал курсовые проекты тем, кто способен был заплатить. Писал утром, на службе, до тех пор, пока звонок не оповещал о начале рабочего дня.

Это было то, что сломало меня на третьем курсе, переведя в категорию отстающих. Само по себе, это не страшно - "академическая неуспеваемость" мне не грозила. Только времени для сдачи зачётов, коллоквиумов, лабораторных работ, защиты проектов, экзаменов -не предоставлялось. Приходилось отрывать время от семьи.

И это было ещё одним фактором, который отдалял и отдалял меня от тебя. Как же переживал я эту невозможность - быть рядом. В результате стал приходящим дядей. Ты не бежал ко мне навстречу, когда я входил в квартиру. Не ластился. Не шёл "на ручки". Для этого у тебя были мама и бабушка. Мне оставалось отчуждение с которым необходимо было смирятся.

Хлопоты о семье были важнее.

Чуть-чуть "лёд тронулся", когда сменил работу.

На территории Балтийского судостроительного завода, который протянулся вдоль Невы на несколько автобусных остановок, перевозки производились железнодорожным транспортом. Когда там узнали, что я учусь в железнодорожном институте, взяли меня на должность "Начальника смены железнодорожного участка". А мне всё равно было, "что белить, что к стенке становить", абы платили.

Это произошло тогда, когда я на четвёртом курсе должен был учиться. Я и учился, но "не шатко и не валко" - избавлялся от всяческих "мелочных" предметов сдавая зачёты, на которые не требовалось много времени для подготовки.

К тому времени в железнодорожном институте был уже не чужой. Многие знали меня. Многих я знал и, поэтому, не было сложности "протолкнуть" жену с сыном, тёщу и тестя на геодезическую базу. Там маманьку приняли, без "соискания на должность" лаборанта.

Геобаза находилась в пригороде Ленинграда, на красивейшем берегу реки Оредеж. Моим подопечным выделили две комнаты в студенческом корпусе и... Впереди было лето в сосновом бору. Надо ли говорить, как я был рад.

Отдежурив своё на участке, приезжал и мог два дня проводить с тобой. Это были незабываемые дни. Помню, именно тогда у нас произошёл первый в нашей жизни "конфликт".

Приехал, было около десяти часов утра. Разыскал тебя среди студенток, которые благоговели к маленькому человечку, и мы пошли "искать маму". Чтобы быстрее найти её на весьма большой территории, предложил тебе звать её по имени. Звать громко, чтобы она могла услыхать.

Первым начал я:

– Мама Лиля моя-а-а-а!
– закричал во весь голос.

И каково же было моё удивление, когда ты остановился, взял меня за брючину и, тряся и топая ножкой, сказал с обидой в голосе:

– Моя мама Лиля! Моя, а не твоя!

– Хорошо, - сказал я.
– Зови свою маму.

И по всей территории, среди сосен и корпусов, раздался ребятёночный крик:

– Мама Лиля моя-а-а-а!

Славно и забавно было смотреть на тебя. Однако капля обиды запала мне в душу от осознания, что ты, уже в этом возрасте, не пожелал видеть равенства между нами. Если мама, то это твоя мама. А я, как бы, с боку.

Много времени прошло прежде, чем ты стал проявлять ко мне интерес. Этому способствовали наши прогулки по городу. Возможность большего времени, которое мог тебе уделять. Произошло это, когда я окончательно рассчитался с учёбой в институте.

Было воскресенье, отличный летний день, каких мало в Питере. Мы приехали с тобой на набережную реки Невы, что напротив Академии художеств.

Два сфинкса обрамляют спуск к воде. Ты долго смотришь на них, вылупив глазёнки. Стоишь молча, зачарованный - никогда не видел таких изваяний. Кто это - львы или люди? Если львы, то почему у них человеческие лица? А если люди, то зачем четыре лапы и хвост?

Я видел, что в тебе борются противоречия, но не спешил расставить всё по местам. Хотелось, чтобы спросил меня, увидел во мне необходимость помощи - ответить на недоразумения.

Не спросил.

По ступенькам спустились к самой воде. И тут пред тобой предстали львиные морды с крыльями на спине. Ты, было вздрогнул, но понял, что львы не живые. Подошёл. Несколько настороженно протянул к одному из них ручонку. Погладил, как бы ощупывая. И тут произошло то, чего я ждал с нетерпением столько лет. Ты повернул ко мне головёнку и спросил:

– Это кто?

– Львы, - ответил я присаживаясь на гранитный диван, подлокотники которого обрамляли непонятные для тебя изваяния.

– А что они здесь делают?

– Отдыхают.

– А зачем им крылья.

– Чтобы летать.

– Они, что - летали, летали и устали?

– Конечно, дорогой.

– А зачем они летали?

– Наверное, охотились?

– На кого?

– Наверное, на птичек.

– Они, что - птичек кушают?

– А больше в небе никто не летает. Только птички.