Было нечто странное в этом лице. Древняя кровь - она отпечаталась на всех, кто принадлежал к дому Единорога. По материнской линии и сам король принадлежал к этому дому.

– Что с вами, благородный сэр?
– Лорд Фэринтайн улыбнулся.
– Моя внешность кажется вам пугающей? Может быть, немного не совсем человеческой? Что поделать, таким я уродился на свет.

Гэрис сглотнул.

– Прошу прощения, сударь... Я... Просто удивительно видеть кого-то... Вы очень...

– Очень странно выгляжу?
– закончил за него Эдвард.
– Ну еще бы. Это многие говорят. Некоторые священники даже считают меня порождением дьявола и мечтают при случае окатить святой водой. Говоря по правде, я порождение своих отца и матери, а уж кто их породил, дело десятое. Зато никто никогда не объявит меня бастардом - такая незабываемая внешность не даст ни одному сплетнику усомниться в законности моего происхождения. Но погодите. Кажется, этот петух заканчивает кукарекать. Слово за его величеством.

Гэрис кивнул и повернул голову в направлении королевской ложи. До нее отсюда было три десятка шагов. Немыслимо близко и невыносимо далеко. Хендрик Грейдан, Божьей милостью герцог Таэрверна и король всего веселого Эринланда, сидел на возвышении, облаченный в боевые доспехи. На его плечи был наброшен алый плащ, а чело венчала корона. Он совсем не изменился, точно так же, как не изменился и Эдвард. Королю от роду было немногим меньше тридцати лет. Русоволосый и статный, он унаследовал по отцовской линии широкую кость Грейданов - но такие же, как у Эдварда Фэринтайна, холодные льдистые глаза и тонкие черты лица выдавали в нем примесь древней эльфийской крови. Его лицо казалось сдержанным и одновременно беззаботным.

– Ваше величество, я вручаю себя и свою победу в ваши руки, - Гэрис не знал, каких усилий стоило ему говорить сейчас ясно и четко.
– Для меня честь лицезреть вас здесь и честью было биться в вашем присутствии. Хоть мне и неведомо, достоин ли я этой чести.

Странное чувство, порой посещавшее Гэриса, посещавшее его много лет, сколько он себя помнил - сейчас это чувство вновь овладело им. Ощущение беспредельности вселенной, возможности ловить ее ритм и двигаться с ним в унисон. Такое безумие приходило к Гэрису в бою, когда пляшут клинки и свистят стрелы, каждый раз - мимо. Такое безумие порой ему являлось ему во время близости с женщиной, в миг, в который та принимала его в себя. И такое безумие ехало с ним в одном седле, когда он только явился в Таэрверн и полной грудью вдохнул его воздух.

Это безумие говорило сейчас его устами. Гэрис знал, что любое слово, которое он сейчас скажет, и любая вещь, которую он сейчас сделает, отпечатаются на будущем и определят его течение.

– Мой король, - сказал он, - я благодарю вас за честь говорить с вами, и я прошу вас об одной милости, которую, вы, быть может, мне предоставите.

– Вы доблестно сражались, сэр рыцарь, - сказал повелитель Эринланда.
– Мне понравилось, как вы одолели лорда Фэринтайна. И пусть вы дрались не очень благородно, но в настоящем бою благородства вообще мало. Так чего вам угодно?

Гэрис поднял голову. Поймал взгляд Хендрика - так ловят стрелу в полете, обжигая ладонь. Фостера всего сейчас била дрожь, как на лютом морозе. Его словно пронзал поток - ослепительный, безбожно пьяный свет. Гэрис принял этот поток в себя, позволил раскидывающему пенные брызги водопаду наполнить своим опасным волшебством его собственную пустоту - и, взяв чужой огонь, превратился в факел, горящий на милю вокруг.

– Мне угодно...
– Сейчас Гэрис чувствовал их всех. Хендрика, прикидывающего, до какой степени окажется нагл этот никому не ведомый боец и каких сокровищ себе запросит. Дэрри, во все глаза следящего за происходящим действом, восхищающегося и забавляющегося одновременно. Эдварда - заключившего себя в панцирь изо льда.
– Мой король, - сказал Гэрис, - мне угодно...
– Поток ревел, угрожал снести Гэриса своим течением, как горная река уносит упавшее в нее бревно. Главное сейчас - выдержать, продержаться, найти в себе силы. Не рухнуть прямо на песок, отхаркиваясь кровью. По черепу стучали тяжелые молоты карликов, а глаза были готовы взорваться и вытечь из глазниц. Ему хотелось вскинуть руки и закричать, позволяя световой реке смять и уничтожить само его существо - но вместо этого он говорил. Гэрис вкладывал всю мощь пронзающего его потока в произносимые им слова, превращая их из обычных слов - в заклинание силы. Так поступали чародеи былых лет. Словам, наделенным такой силой, подчинится даже король.

– Мой государь, мне угодно просить вас об одной-единственной милости. Не о поместье, не о руке благородной девицы и не о золоте. Я не могу сказать, что все перечисленные вещи не имеют для меня вовсе никакой цены. Утверждать подобное было бы ложью. Но я считаю себя вправе попросить вас лишь об одном, а потому прошу о самом для меня важном. Всю свою жизнь я служил сначала знамени вашего отца, а затем и вашему знамени. Я дрался за вашу семью на дальних рубежах, и не раз проливал свою кровь. Я не бывал в столице, и вы, наверно, никогда прежде не слышали обо мне - но всю свою жизнь я слышал о вас. Люди, вместе с которым я служил в одном отряде, все пали на последней войне. Мне некуда больше идти - и потому я пришел к вам. Вы сказали, я доблестно бился на этом турнире. Возможно, вам понравится, если я буду доблестно биться и в настоящем бою. Я прошу вас, сэр Хендрик из дома Грейданов, принять меня в свою королевскую гвардию. Вам нужны хорошие рыцари, чтобы проучить Клиффа Рэдгара и прочих псов. А я, видит Бог, очень хороший рыцарь - я сразил вашего кузена, а на такое во всем Эринланде кроме меня не сподобился больше никто. У вас не будет повода сожалеть о моей службе.

Он говорил очень просто, так просто, как только мог сейчас говорить, сдерживая крик. И он прекрасно знал, что простота его слов покажется придворным изощренной наглостью. Это сейчас не имело значения, значение имела лишь одна-единственная вещь. Вложил ли он в произнесенные слова достаточную силу, чтобы вуалью набросить их на короля и заставить его согласиться на такое, в сущности, безумное условие. Ведь лишь безумец может, придя с большой дороги и победив первого рыцаря государства, проситься дозволения попасть в отряд самых лучших, самых преданных воинов короля. Для того Гэрис и пропускал сквозь себя опаляющий свет - чтоб обратить этот свет в чары и спеленать этими чарами Хендрика, заставив его принять настолько дерзкую просьбу. Он не мог больше думать ни о чем, только удерживать бившее прямо сквозь него сияние, незримое ничьим вокруг глазам, но остро ощущаемое им самим. Гэрис знал, что не продержится дольше половины минуты. Потом придется выпустить волну из пальцев - иначе она насквозь выжжет его душу. Он мог лишь надеяться, что половины минуты хватит.

Магия всегда была опасна, и магия от начала времен ходила рука об руку со смертью. На его счастье, он был единственным человеком здесь, кто имел хоть малое о ней представление.

Хендрик откинулся на спинку кресла. Хлопнул руками по коленям:

– Допустить вас в королевскую гвардию? Да отчего бы нет. Вы показали себя славным бойцом. Я охотно принимаю вас к себе на службу. Покажете себя с хорошей стороны - получите поместье, золото и все прочее, что полагается. Окажетесь недостойным - не сносить вам головы. Устраивают вас такие условия?