– Даже и не думай, - флегматично заметил аббат, ни к кому, правда, не обращаясь. Пумпер моментально перестал жевать, а Мими ощерилась, зашипела, но куклу подобрала и пошла дальше.

– Ох, и дрянной народец, эти цыгане, - ухватился за новую тему Фрикко и ловко прихлопнул мушку-жигалку на ослиной шее, - все поголовно безбожники и воры. Никакого тебе уважения к Святому Писанию. Хотя бабы у них ладные. Да уж... воистину ладные...

Аббат вдруг умолк и быстро скосил глаза на Мими. Убедившись, что ей вроде и не слышно, облегченно крякнул и продолжил уже потише, обращаясь исключительно к Пумперу:

– Так вот... помню, как-то недалеко от нашего монастыря остановились цыгане... аж целый табор... а настоятель Калеподий и говорит...

Но, что сказал по этому поводу настоятель - осталось загадкой, так как прямо у дороги, на ветвистом дубе, висел мертвец. В первый миг аббат не поверил своим глазам: висельник шевелился.

"Живой? Или восстал?", - с этой мыслью аббат торопливо вытащил из-под ворота массивный крест. Пумпер взревел и шарахнулся, было, назад, но Фрикко удержал. На громкое возмущение осла висельник, однако, не отреагировал, и продолжал висеть, как ни в чем не бывало. Аббат, на всякий случай, помедлил, затем чуть объехал по дуге, чтобы солнце не слепило, и пригляделся. Стало ясно, что мертвец давно и категорически мертв, что провисел он здесь достаточно долго, так как воронье успело расклевать ему лицо подчистую, и теперь на солнце оно зеленовато блестело и чуть подрагивало от облепивших его жирных мух. Когда-то богатый камзол теперь был излохмачен в клочья, кожа на раздутых до синевы руках полопалась и копошащиеся там, внутри, мучнистые черви гроздьями вываливались на землю. Крепкий сладковатый запах не давал дышать. Вдобавок из груди мертвеца торчал осиновый кол.

– Чудны дела твои, Господи, - перекрестился Фрикко и поскорее тронул Пумпера дальше, - чего только не встретишь на пути. Что же ты, бедолага, натворил, что тебя пришлось вот так упокоить? Надеюсь, душа твоя обретет покой на том свете...

Мими висельником не заинтересовалась. Уронив куклу, она застыла, жадно нюхая воздух в противоположную сторону. Через мгновение оттуда на дорогу выскочили три всадника. Вид одного из них заставил аббата Фрикко поперхнуться на полуслове.

– Ба! Какая встреча! Не ожидал, честно говоря, совсем не ожидал, - главный из них, тучный тип в чёрной сутане своим испещренным багровыми наростами лицом напоминал мускусную утку.
– Так тебя не сожгли разве на монастырской площади?

Его спутники, два дородных послушника, с готовностью захохотали.

– Оправдали, как видишь, - буркнул Фрикко.
– Не строй из себя наивную монашку, Гюнтер, все ты прекрасно знаешь. Говори, зачем искал меня?

– Ах, да, да, да, что-то я совсем запамятовал, - продолжал кривляться Гюнтер.
– Но сана тебя, как я вижу, лишили?

– Сам отказался, - желваки на скулах Фрикко заходили.
– Теперь я просто аббат. И все.

– Конечно, конечно... сам... ну да... а как же иначе, - ласково прищурил рыбьи глазки Гюнтер, и тут же кривая ухмылка вновь исказила его и без того бугристое лицо.
– А я вот, собственно говоря, как раз тебя и ищу... Да... ищу...

Видя, что Фрикко никак не реагирует, продолжил:

– Карл тебя видел в Дорфе и узнал. Вот он, - утколицый указал на одного из послушников, длинноносого парня с вялым подбородком.
– Да... никуда не спрятаться нынче, правда, же?

– Что тебе надо?
– Фрикко старался говорить спокойно, но упряжь сжал так, что костяшки его рук аж побелели, а Пумпер недовольно фыркнул и замотал головой.

– Приказ, от Совета. Работа как раз для тебя. Бешта, дай письмо, - Гюнтер поджал мясистые губы и кивнул другому послушнику. Рыжий детина, ухмыляясь, протянул аббату сверток, и тут Гюнтер заметил Мими, которая уже подобрала куклу и баюкала ее с отстраненным видом:

– Нежить! Твоя? Опять чернотой балуешься?

– Тебя это не касается, - огрызнулся Фрико.

– Очччень даже касается...
– медово пропел утколицый.
– Совет знает?

Аббат демонстративно промолчал, ласково поглаживая притороченную к седлу секиру.

– Ну, ты же понимаешь, Фрикко, как верный последователь Совета, я обязан немедленно уведомить... даааа... немедленно, - довольно осклабился Гюнтер.

– Так вперед!
– Фрикко таки не выдержал и показал неприличный жест.
– Беги скорее, докладывай своим хозяевам! И заодно передай, что больше я ничего для них делать не буду.

– А вот это ты зря, - укоризненно покачал головой Гюнтер.
– Очень зря. Очень.

Он хлестнул коня и, бросив последний пристальный взгляд на Мими, быстро ускакал по дороге. Послушники заторопились следом.

Фрикков сердцах сплюнул. Немного подождав, когда те отъедут, стал читать, хмурясь все больше и больше. Однако дочитать ему было не суждено, так как послышались истошные крики:

– Твари!
– все те же всадники, с выпученными глазами, понеслись обратно на Фрикко.

Не успел тот даже удивиться, как внезапно одно из прежде спокойно растущих деревьев прыгнуло вперед. В полете выкинулись громадные ноги-клешни с многочисленными острыми зубьями, которыми чудовище одним резким движением сорвало ближайшего послушника - Бешту - с лошади. Словно тисками, тварь сплющила беднягу, и раскусила голову, с легкостью раздробив лобную кость мощными челюстями. Раздался хруст, веером брызнула кровь, на землю ляпнулся изжелта-белый, тягучий комок. Парень не успел даже вскрикнуть. Раненая лошадь с паническим ржанием заметалась по дороге, подволакивая задние ноги, но тут же другое "дерево" пронзило ее клешнями. Легко разорвав лошадку, тварь с отвратительным чавканьем принялась пожирать ее, заглатывая огромные куски целиком. Тут же еще одно существо присоединилось к жуткой трапезе.

Все случилось мгновенно.

– Бой!
– проорал Фрикко и, выхватив секиру, мощным ударом пригвоздил к земле тварь. Извиваясь и издавая пронзительный скрежет, та попыталась ее перекусить и достать ближайшего человека. Им оказался Карл, который взвизгнул от ужаса, рухнул на четвереньки и быстро-быстро засеменил в сторону, тоненько подвывая от страха.

– Прочь!
– крикнул Фрикко и пропорол ножом раздувшееся брюхо твари. Вывалились кишки вперемешку с непереваренными кусками съеденного экс-послушника Бешты. Высунувшийся из-за кустов Карл увидел осклизлый обрубок человеческой руки, позеленел, и его вывернуло наизнанку.