Я взглянула на него. Внимательным взглядом он прослеживал линию моей челюсти, моего горла. Ещё одна волна озноба накрыла меня, на этот раз в волнении за себя.

— Почему со мной? Что заставляет меня быть в большей опасности?

Впервые, за всё время, он улыбнулся. Это была печальная улыбка, за которой мы иногда прячем слёзы.

— С тобой всё сложно.

— В чём сложность?

— То обстоятельство, что когда я вначале смотрю на тебя, я ощущаю умиротворение. Мне очень сложно сохранять свой контроль и бдительность, когда ты рядом. Я не испытывал такого чувства никогда ранее ни с одним человеком.

Я была всего лишь женщиной, поэтому, несмотря на озноб, я не смогла сдержаться и задала вопрос:

— Почему не испытывал?

Его улыбка стала искренней, с намёком на ямочку.

— Как же объяснить это?

Он окинул взглядом гостиную комнату. Его глаза натолкнулись на висящую на стене фотографию: Реаган с Хавьером окружили меня с двух сторон, когда я задувала одну единственную свечу на пироге в честь моего первого юбилейного года в Штатах. Он перевёл взгляд обратно на меня.

— Понимаешь, когда мы встречаем людей, это всегда происходит в определённые ситуации. Где они были, что они говорили, делали, чувствовали. Мы все испытываем первые впечатления, но для меня эти впечатления являются неизменными. Какую бы реакцию они не вызвали у меня в тот момент, это будет именно та реакция, которую я вновь испытаю, когда увижу их в следующий раз. Мои отношения к этим людям могут меняться, но, то первоначальное восприятие всегда будет моей первой ответной реакцией.

— К примеру, твоя соседка и твой партнер по танго. Впервые я увидел их, когда находился на верхнем этаже ресторана "Андина". Они позволяли тебе напиваться и потенциально подвергали тебя опасности. И он танцевал с тобой, твои ноги заплетались, но ты выглядела такой... такой потерянной, печальной. Я наблюдал за твоим танцем. Ты двигалась словно вода. Такая красивая, но ты ни разу не улыбнулась. Затем ты накинулась на свои напитки, как морпех перед дислокацией, и никто из них тебя не остановил. Ну, такого умалишённого как я, сама мысль о тебе расстроенной, или в подавленном состоянии, или напившейся, или попавшей в автомобильную аварию с мужчиной, у которого, как выяснилось, нет даже страховки — заставила меня познать вкус крови. Поэтому каждый раз, когда я увижу мистера Солиса или мисс Старр, они будут бесить меня. Со временем они могут начать мне нравиться, я могу начать их уважать, быть им благодарным за проявленную ими к тебе любовь —, — он указал на фотографию, — но всё рано, при первом взгляде, та первоначально испытанная ярость будет проявляться, пока я не возьму её под контроль.

Я утратила способность говорить. Даже будучи здесь, обсуждая мою собственную безопасность, сама мысль о его глазах, прикованных ко мне, пока я танцевала, и его волнении обо мне, начала возрождать меня.

— Но с тобой, всё иначе, — его голос стал практически ласкать меня. — В тот самый первый раз, когда я увидел тебя, ты была на картинах, лишь маленькая, девственная часть тебя была обнажена, — он сложил свои ладони так, словно держал в руках мыльный пузырь. — Свет, падающий на твои плечи, то, как ты выглядела, словно дышала, нежный изгиб твоей шеи... всё это было умиротворяющим. Я почувствовал... необыкновенное спокойствие... А спокойствие это нечто, чего я жаждал мучительно долго. Это была мгновенная зависимость. Я просто стоял там, смотрел..., — тектонические плиты слегка сместились, и бирюзовые глубины его глаз озарились и успокоились. А затем они начали истлевать: — Но картины были также и чувственными, поэтому спокойствие трансформировалось в вожделение. В сводящую с ума страсть... Это был прекрасный шторм. Две вещи, которые сильнее всего лишают кого-либо контроля.

Вселяло страх, что эти слова согрели меня, в то время когда я должна была оставаться сосредоточенной на нависшей надо мной неминуемой угрозе получить раздробление костей, но всё же они согревали. Дюйм за дюймом страх покидал моё тело.

— И что теперь? — поинтересовалась я, и тут же пожалела об этом.

Улыбка исчезла.

— И теперь, каждый раз, когда я вижу тебя, я теряю бдительность. Я становлюсь менее настороженным, и поэтому, представляю ещё большую опасность, — его голос снова стал резким. А его глаза — я никогда не видела их такими тёмными.

Впервые за всё время разговора, он шагнул навстречу ко мне. Я встала с софы, чтобы подойти к нему, но он жестом руки остановил меня.

— Всё сводится к этому, Элиза. Я не могу допустить вероятность причинить тебе вред, но также я и не могу отказаться от своего собственного уклада, так как без этого, я стану монстром.

Он вздрогнул, но мне казалось, будто он только что вспорол мою грудную клетку. Тепло его слов испарилось, когда я поняла, что он не вернулся ко мне; он пришёл сказать "прощай". Пустота, которую я ощущала, когда думала об автомобильной аварии, теперь выступила на поверхность, словно ещё один несчастный случай замелькал на горизонте.

Он быстро сократил дистанцию между нами, его руки метнулись вперёд, будто он пытался предотвратить падение.

— Элиза, чёрт! Ты в порядке? Нет — конечно же, ты не в порядке! Как ты можешь быть в порядке, учитывая всё то, что я тебе рассказал? Присядь, пожалуйста, — его глаза были широко распахнуты. Его рука нависла над моим плечом, словно он не желал прикасаться ко мне.

— Со мной всё хорошо. Я просто задумалась, — сказала я, подмигнув ему.

Почему он так перепугался? Не то чтобы я рухнула на пол. Я, по-прежнему, сидела на софе, чтобы успокоить его.

— Может принести тебе воды? Или еды? Сделать паузу?

— Нет, я в порядке, Айден, — мой тон был резким, невзирая на мои намерения. Я смягчила его, когда увидела глубокую V-образную складку меж его бровей: — Мне просто необходимо понять тебя. Зачем было приходить сюда, если ты просто хотел сказать мне держаться от тебя подальше?

Его черты лица ожесточились, челюсть снова сжалась.

— Так ты сможешь двигаться дальше без каких-либо сожалений, — его голос был острым.

Он хмуро посмотрел на меня. А затем что-то справа от меня привлекло его внимание. Я проследила за его взглядом и застыла. Ох, проклятье, моя книга по клинической психологии! Мой ПТСР список!