Я наблюдала, словно в замедленной съёмке, как он подошёл к столу и своими длинными пальцами взял листок. По мере того как он читал список, в его глазах сменялись эмоции: сначала было смущение, затем появился ужас, который перерос в гнев, а гнев сменился облегчением, перед тем как тектонические плиты не заняли свою нейтральную, контролируемую позицию. В воцарившейся тишине я могла расслышать только своё, стучащее в ушах, сердце. Он поднял книгу и пробежался по тексту глазами несколько секунд. В конечном счёте, он поднял на меня взгляд.

— Как давно ты знаешь о моём дефекте? — его голос был ровным, но я не могла понять, закончился ли шторм или ещё только надвигался.

Дефект? Это не дефект, это заболевание.

— Я всего лишь сложила все частички воедино, прямо перед твоим приходом. После того, как я услышала, что ты воевал, — мой голос был робким.

Он кивнул, и замедленными, острожными движениями, положил листок обратно, на туже самую страницу, и поместил его в книге точно так, как лист и лежал, когда он его там обнаружил. Затем он сел на самый край пуфика, стоявшего передо мной.

— И ты сидела здесь, с этими знаниями, всерьёз намереваясь быть со мной? — произнес он тихим монотонным голосом.

Я кивнула и сглотнула.

Его челюсть вновь сжалась.

— Элиза, то, что ты прочитала в этой книге и все эти симптомы — это всё правда. Но одно дело прочитать об этом, и совсем другое — с этим жить. И я не могу позволить, ни при каких обстоятельствах, чтобы твоя жизнь была этим испорчена. Ты должна усвоить это, поэтому вслушайся очень внимательно в каждое моё слово, — он замолчал, ожидая пока я переведу свой взгляд на его рот, где претворяются в жизнь его слова.

У меня было странное импульсивное желание прикрыть глаза и уши, так как я прекрасно понимала, что слова ничего не изменят. Я всё ещё буду желать его, и буду пытаться его спасти. Подобно тому, как он пытается спасти меня.

— Посмотри на меня, — попросил он.

— Смотрю.

— Нет, посмотри на меня, а не на то, что ты видишь в своей голове. Откинь в сторону все обязательства, которые ты испытываешь по отношению ко мне, откинь то, что мы пережили, и послушай как учёный. Впереди тебя ждёт твоя собственная, целая жизнь. Ты молода, умна, красивая, преданная — несмотря на всё это, тебе со многим уже пришлось столкнуться на своём жизненном пути. Я надеюсь, твоё желание иммигрировать осуществится, и ты сможешь, наконец, начать жить, не оглядываясь на своё прошлое. Я же этого сделать не смогу. Отнюдь не важно, тридцать пять мне или девяносто пять, это моя действительность: из меня готовили убийцу, неуловимого и опасного. И ты — должна — держаться — от — меня — подальше.

Каждое акцентированное им слово ощущалось внезапной острой болью в моей груди. Болью не за себя, а за него. Потому как под всей этой заботой обо мне, скрывалась большая правда: его неспособность видеть нечто хорошее в себе, его вера в то, что он неисправная машина. Странно, что после всего, что он мне рассказал, потребовался именно этот момент, чтобы понять всю чудовищность его борьбы. И не важно, чего мне это может стоить, теперь я хотела только одного — успокоить его. Я встала, моё решение было принято.

Он нахмурился, но тоже встал. Я смотрела ему в лицо, чувствуя себя так, будто прорывалась сквозь цепи. С тех пор, как я впервые увидела его, я пыталась бороться с ним, дабы самой не пострадать. Насколько же незначительным это стало теперь, когда я на самом деле увидела его боль!

Обеими руками я обхватила его ладонь. Она была холодной, как лёд.

— В тебе также есть и доброта, и ты должен увидеть это. Я восхищаюсь тобой.

— Это потому что ты не знаешь меня, — он прозвучал непреклонно.

— Я знаю больше, чем тебе кажется. Я знаю, что это, — ответила я, кладя руку на его грудь. Его сердце прорывалось через грудную клетку сильным рваным ритмом. Также как и моё: — Я знакома с тёмными кругами под твоими глазами, — я провела по ним пальцем. — Я знакома с беззвучным смехом, — я ласково погладила его губы. — Я знаю, что всего за неделю, ты спас все мои мечты.

— Сексом и деньгами, — дополнил он с неприязнью.

— Нет. Своей человечностью, — я взяла его правую руку и положила её поверх его неистово колотящегося сердца.

— Послушай, — сказала я ему.

Дерзкий мальчишка в его глазах исчез, а мужчина успокоился, пока прислушивался к собственному сердцебиению.

— А теперь послушай здесь.

Я взяла его другую руку и положила её поверх своей груди. Его прикосновение послало дрожь вдоль моего позвоночника, но я не сдвинулась с места.

Пульсации наших сердец полюбовно возросли под нашими ладонями, и затем мы задышали в гармонии друг с другом. В этот чувствительный момент, я привстала на носочки, в стремлении дотянуться до его губ, и поцеловала его.