Я ошарашенно посмотрел на структурную схему операций, потом на Фокса, а потом оглянулся, чтобы увидеть реакцию Клайд на эту речь. Клайд спокойно встала и пошла на кухню. Через несколько секунд она вернулась с маленьким подносом в руках:

— Кто-нибудь хочет кофе? — спросила она.

XXV

Мне не стыдно признаться: понедельника я ждал так, как дети ждут Рождества. В меня словно влили новую кровь — это чувство возникало всякий раз, когда души и сердца нашей троицы сливались воедино, чтобы приняться за новый опасный проект. И если Фокс был прав в том, что сила добровольно выбранного врага прямо пропорциональна величию человеческого духа, то мы были уже почти святыми. Поищите-ка врага сильней и коварней, чем «Старбакс»! Да как три человечка вообще могут надеяться не то что победить, а хотя бы поцарапать броню этого громаднейшего из одноглазых великанов? А впрочем, поживем — увидим.

Каждый раз, когда рядом со мной появлялись Клайд и Фокс, у меня в душе все начинало петь, я чувствовал, что живу по-настоящему. И вследствие этого, к некоторому моему замешательству, я стал воспринимать их как одно лицо. Клайд и Фокс — это была единая сила, способная встряхнуть мою осторожную, скучную и потрепанную душу. Правда, при этом я, в отличие от них, понимал: то, что мы делаем, — это неправильно. Хотя нет, погодите, «неправильно» — это не то слово. Все, что мы делали, было неправильно только в узком юридическом смысле. «Неправильно» — это неправильное слово, беру его обратно. Наши поступки не были неправильными — их можно назвать несерьезными, обреченными на неудачу. Мы привыкали к ним, как к наркотикам. Мы всегда балансировали на опасном крае дозволенного человеку.

Я ловил себя на том, что жду не дождусь вечера понедельника. В двадцать два часа, как мы выяснили, закрывалась та самая кофейня. Конечно, не было большой разницы между этой кофейней и другими щупальцами «Старбакса» — все они были ядовиты, как у всех этих цепных учреждений. Разницы между ними было не больше, чем между большинством людей. Люди по большей части похожи не на Клайд и Фокса, а на меня. Мы живем в мире осмотрительных, осторожных, благонамеренных Уолтеров Сноу — типичных посетителей «Старбакса», как правильно подметил Фокс. Я отличаюсь от такого посетителя только одним качеством: я ненавижу себя за это и свою ненависть выплескиваю на бумагу.

Утром в понедельник в Нью-Йорке установилась холодная и ясная погода. Проснувшись, я сразу принялся размышлять о том, как это, в сущности, нелепо и смешно — быть счастливым от того, что участвуешь в столь идиотской затее, как операция «Диарея». Ничего хорошего из этого выйти не может, убеждал я сам себя, и в то же время понимал, что меня тянет к этому делу какая-то непреодолимая сила. Вот так, должно быть, чувствует себя наркоман или наркоманка, когда отмеривает себе чуть-чуть больше зелья, чем вчера, и при этом прикидывает: а насколько я еще смогу увеличить дозу, прежде чем сдохну? Но, как бы там ни было, семена посеяны, урожай взошел, хочешь не хочешь, а убирать его придется.

Клайд позвонила уже ближе к вечеру, чтобы узнать, как дела и не появились ли у меня какие-либо сомнения по поводу «нашего нового проекта», как она выразилась.

— Знаешь что, — сказал я, — мне очень не по душе все эти химикалии. Были случаи, когда шутники подмешивали лекарства человеку в пунш, а потом раз — и вот вам покойник.

— Ясное мое солнышко! — сказала она, и я мигом просиял. — Поверь мне: никто от этих добавок не помрет. Ну, может быть, некоторым захочется помереть — только и всего.

— Ты в этом уверена?

— Да конечно, дорогой, — ответила она беззаботно. — Погибнуть могут только три человека: ты, я и Фокс.

Мне всегда становилось легче после разговоров с Клайд — стало легче и на этот раз. И хорошее настроение продержалось до самого вечера — точнее, до девяти пятнадцати вечера, когда мы вышли из моей квартиры и направились к «Старбаксу». Пройти предстояло всего несколько кварталов. Клайд выступала в широких мужских слаксах цвета хаки, в черном вязаном свитерке, который ее очень соблазнительно обтягивал, и в куртке цвета хаки — из тех, что носят фотографы, со множеством карманов. Карманы были набиты пузырьками с александрийским листом, каскара саградой и сиропом ипекака. На Фоксе был широкий длинный плащ, под которым были спрятаны скрученные в рулон и перевязанные резинками губки — так, чтобы они пролезли в унитаз и расправились в трубе. Под плащом же была спрятана клейкая лента для стульчака.

— Резинки я сниму, — объяснил нам Фокс, — прежде чем сунуть губки в унитаз.

— Здорово придумано, — сказал я, поправляя свою бейсболку. Кроме нее, на мне была вязаная кофта (которую Клайд самолично застегнула!), очки в роговой оправе, а также небрежно повязанный ярко-красный галстук. В таком виде я, по мнению Клайд, выглядел идеально для данного дела.

— Ты выглядишь, как яппи, пришедший с холода, — с восхищением сказала она.

— А тебе не кажется, что он уж слишком типичный яппи? — усомнился Фокс.

— Мне кажется только одно, — вмешался я, — если я не уйду с холода прямо сейчас, то я отморожу себе задницу.

— Главное — это бери только черный кофе без сахара, — Клайд подбодрила меня легким шлепком по заднице. Жест был весьма интимный, и сердце мое немного подпрыгнуло. Я покосился на Фокса, чтобы увидеть его реакцию, но он не реагировал. Видимо, был полностью сосредоточен на операции «Диарея».

Мы шли некоторое время молча. Я подумал, что мы смахиваем на героев спагетти-вестернов: троица мрачных мафиози направляется на решающую разборку. Это было хорошее чувство. Больше, чем хорошее чувство. Уолтер Сноу был переполнен энергией, он снова жил полной жизнью.