Шагнув вперед, дабы отстранить сына от его “дамы сердца”, Император почувствовал, как на плечо ему легла чья-то ладонь. Удивленно обернувшись, он заметил серьезное лицо стоящего рядом цесаревича.

— Ваше Величество, оставьте их. Саша впервые настолько увлечен барышней, а не войной — это ли не приятные изменения?

Великий князь на рассвете своего девятнадцатилетия куда больше внимания уделял военному делу, готовясь к службе, и оттого рядом с ним увидеть мадемуазель было столь же невозможно, как и представить, как покойный Император играет на лютне. Однако сейчас он как-то неуверенно улыбался двадцатилетней Марии Мещерской, что так странно смотрелась на фоне крупного, даже грузного сына императорской четы. Она была его полной противоположностью внешне: темноглазая, невысокая, худощавая, чего не скрывало даже пышное платье, с вытянутым лицом и опущенными уголками губ, словно бы вся сложенная из резких черт, высеченных в камне. При Дворе находилось немало фрейлин более приятной наружности, но отчего-то из них всех Великий князь выбрал именно её, хоть и сейчас его общение с ней не походило на флирт — скорее просто проявление искреннего интереса. Но и тому цесаревич был несказанно рад.

— Но правила… — начал было непреклонным тоном государь, желающий образумить старшего сына, и тут же был бесцеремонно оным прерван:

— Порядки порой нужно менять, не так ли? Я готов хоть завтра заняться этим вопросом и подготовить Вам предложения для будущего указа.

В ответ на горячность сына Император лишь качнул головой, впрочем, не предпринимая новой попытки образумить сыновей. Довольный собой Николай, получивший молчаливое разрешение — или, скорее, просто отсутствие к ним препятствий — стремительно направился к интересующей его барышне, пока распорядитель бала объявлял новый танец. Он и не подозревал, что своими словами поспособствует одной из главных трагедий царской семьи. Впрочем, не его была в том вина.

— Смею надеяться, мазурку Вы не обещали никому?

— Ваше Высочество, — бросая настороженные взгляды на окружающих, Катерина чуть приблизилась к цесаревичу, — мы начинали с Вами вальс, пока Вас не отвлекли дела государственной важности. Помните хотя бы о приличиях, если запамятовали об обещании, прошу Вас.

Менее всего княжна желала, чтобы поползли слухи по Дворцу или, тем паче, Петербургу. Николай на это только нахмурился.

— Перестаньте повторять слова моего отца, Катрин, — подавая девушке руку, он постарался придать своему лицу максимально умоляющий вид. — Ну, хотите, я пообещаю, что не приглашу Вас на котильон?

— Боюсь, после нашей мазурки котильон гостей уже не удивит.

— Тогда, — вдруг заговорил цесаревич с приливом воодушевления, — я сейчас представлю papa Вас как свою невесту!

Опешившая от такого заявления Катерина неловко сделала еще один шаг, тут же подворачивая ногу. Николай испуганно подхватил девушку под локоть.

— Катрин, простите, это была шутка. Очень глупая, надо признать.

— Не шутите так больше, — с трудом выдавила из себя княжна, — Николай Александрович, – осторожно высвободив руку из его пальцев, она сделала реверанс. — С Вашего позволения я покину залу: здесь очень душно.

Она уже даже не вспоминала о том, что цесаревич обещался ей не искать поводов пригласить ее на танец: сейчас все мысли занимало лишь его излишнее внимание, которое наверняка уже заметили все собравшиеся. При дворе знали о холодности Наследника Престола к женскому полу — молоденькие фрейлины нередко сетовали на тщетность попыток его заинтересовать, пусть ими чаще всего двигали лишь чистой воды принципы; и потому столь явная демонстрация расположения к барышне, пусть даже действительно хорошенькой, тотчас же стала причиной для новой волны разговоров за раскрытыми веерами. Кто-то восторгался «умением» княжны, сделавшей то, что оказалось не под силу остальным, но все же большая часть — как придворных, так и гостей — источала ядовитые клубы ненависти и зависти. Их злоба ощущалась столь явственно, что сохранять идеально ровную спину, гордо поднятую голову и приветливо-нейтральное выражение вправду побледневшего от духоты и ароматов лица становилось сложнее с каждым шагом. Белое пятно двустворчатых высоких дверей казалось почти недосягаемым: нельзя было дать кому-либо понять, что это побег, и потому приходилось делать шаги как можно более размеренными и непринужденными, порой останавливаться и обмениваться вежливыми фразами с теми, чья жизнь ее вряд ли когда-то интересовала, как они и в действительности совершенно не желали знать, «как себя чувствует почтенная Марта Петровна» и «не надумал ли еще жениться князь Петр?».

Впрочем, даже эти короткие беседы, отнимающие не более пары минут — ничто, в сравнении с елейными улыбками фрейлинского кружка, занявшего свои позиции на резных стульях, обитых атласом с тонкой вышивкой золотой нитью. Вниманием барышни не были обделены, если судить по тому, что их старательно завитые кудри с живыми цветами и пышные юбки, отделанные множеством кружевных оборок, весь вечер мелькали среди танцующих. Однако мазурку, по всей видимости, некоторые из них намеревались променять на творения лучших кондитеров, собранные на столе, ломившемся от яств.

— Недолго длился Ваш траур, mademoiselle? — презрительно бросила Ланская, снимая изящной посеребренной ложечкой крем с десерта. Катерина, не настроенная на светские беседы, особенно с крайне неприятной ей фрейлиной, все же остановилась, замерев вполоборота и совершенно не смотря на лицо с торжествующей полуулыбкой.

— Сколь бы сильна ни была моя скорбь, я не смею перечить Ее Величеству, — подразумевая под тем необходимость присутствовать на балу, холодно пояснила она и намеревалась уже было уйти, однако новая фраза Александры пригвоздила ее к отполированному узорному паркету, коим был выложен пол Николаевской залы. Голос так и сочился ядом, отравляющим, разъедающим каждую клеточку. Заставляющим задыхаться.

— Принимать знаки внимания Наследника Престола Вам тоже наказала государыня?

— Excusez-moi?

— Оставьте свое притворство, mademoiselle, — посоветовала ей Ланская, — эти игры в невинность пропитаны пошлостью. Хотя, признаюсь, я даже верила Вам какое-то время. И, похоже, Его Высочество, тоже — вряд ли Вы могли заинтересовать его чем-то кроме своей неприступности.

— Вы исходите желчью от того, что к Вашей персоне не проявил интереса ни один член императорской фамилии? — не желая более слушать грязь, так и льющуюся с пухлых алых губ, бесстрастно оборвала ее Катерина; она уже начала догадываться, по какой причине именно сегодня она удостоилась подобных подозрений. И не имела сомнений в том, что уже завтра о ее связи с цесаревичем, которой нет, начнут шептаться во всех уголках дворца — Александра не забудет разнести этот слух с особым усердием.