Чтобы перестало щемить в груди от чего-то несбыточного.

Чтобы не искать всякий раз синие глаза.

– Я рада, что ты здесь, – почти одними губами прошептала Катерина, призрачно улыбаясь и сжимая в ладони теплые длинные пальцы.

За густыми низкими тучами, рвущимися о крест золоченого купола дворцовой церкви, силилось пробить себе хоть малую щелочку горячее майское солнце.

Комментарий к Глава одиннадцатая. Всё, что давным-давно утрачено душой

*напоминание – 11 глава первой части, ага. То, что забыла и сама Катерина – очень короткая устная перепалка с фон Вассерман.

========== Глава двенадцатая. Нет кары страшнее, чем быть виноватым ==========

Российская Империя, Лигово, год 1864, май, 9.

Как бы Николай ни старался, но стоило бою часов ознаменовать завершение занятий на сегодня, как он стремительно покинул кабинет, надеясь, что его недолгое отсутствие пройдет незамеченным. Впрочем, он бы нашел чем объяснить эту «прогулку», просто не хотелось вновь беседовать с Императором – хватило и утренней аудиенции. До Лиговского имения, куда, согласно полученной информации, летом перебиралась баронесса Аракчеева, по Красносельской дороге было не так далеко, поэтому цесаревич тешил себя надеждой вернуться раньше, чем по сложившемуся обычаю он должен был наносить визит матери до ее отхода ко сну.

Мажордому Николай представился графом Северским и попросил срочно доложить о его приезде. Тот не выказал ни слова протеста: оставив нежданного визитера в гостиной, он удалился, чтобы отправить кого-нибудь из слуг за хозяйкой. Предоставленный самому себе цесаревич окинул рассеянным взглядом обстановку, ничего особо не надеясь выяснить по цвету обивки стульев или полотнам на стенах. Жест этот скорее происходил из простой необходимости занять себя чем-то и отвлечься от бесконечного потока мыслей, грозящихся разорвать голову, если к ним прибавится еще хоть одна.

– Ваше Императорское Высочество? – вошедшая в гостиную баронесса, по всей видимости, нечасто принимала столь высокопоставленных гостей – замерев на мгновение в дверях, она тут же глубоко присела в поклоне, опуская голову. – Чем обязаны Вашей милости?

Изумление на ее лице не имело ничего общего со страхом, но было искренним, даже в некотором роде приправленным благоговением. Поднявшийся со своего места, чтобы поприветствовать хозяйку дома, Николай едва заметно улыбнулся. И, как можно благодушнее, отозвался:

– Присядьте, баронесса, – жестом указав на двухместный диванчик, он дождался, пока Варвара Львовна исполнит его просьбу, и продолжил, – разговор, что привел меня к Вам, крайне серьезный.

– Чем могу быть полезна, Ваше Высочество?

– Скажите, Екатерина Алексеевна Голицына была представлена Императрице по Вашей протекции?

Вероятно, баронесса ожидала совсем не этого вопроса (впрочем, за давностью случившегося было бы странно думать о возвращении к этому): во взгляде ее, что под сведенными к переносице бровями казался тяжелым, промелькнуло удивление. Впрочем, все так же, без какого-либо страха. Только лишь непонимание причин, по которым беседа коснулась этой темы.

– Все верно. За нее просил ее дядюшка – князь Трубецкой, пекущийся о будущем девочки. Она ведь одна осталась в Петербурге, неустроенная. Я не могла отказать, – она говорила об этом так, словно бы ни в ее действиях, ни в самой просьбе со стороны старого князя не было ничего предосудительного.

Запоздало вспомнив о гостеприимстве, Варвара Львовна вдруг спохватилась и сняла с маленького столика, стоящего рядом, изящный позолоченный колокольчик. Мелодичный перезвон разнесся по всему поместью, и спустя несколько секунд, словно по волшебству, в дверях появилась совсем юная девочка с длинной рыжей косой. Баронесса тут же распорядилась подать как можно скорее чай.

– Вы в хороших отношениях с князем? – осторожно поинтересовался Николай, стоило только служанке юркнуть обратно за дверь, дабы исполнить поручение. Варвара Львовна помедлила, все еще пытаясь понять, какие мотивы двигали ее высокопоставленным визитером.

– Я находилась в приятельских отношениях с его сестрой, Мартой, – пояснила баронесса, – она крестила моего сына, а Борис Петрович, – на лицо ее, из-за больших глаз и носа с горбинкой похожее на совиное, набежала тень, – он приходился женихом моей покойной дочери.

Известие заставило цесаревича внутренне напрячься: он не был осведомлен о родстве старого князя с баронессой. У него вообще и мысли не промелькнуло бы, что Трубецкой мог быть обручен или даже женат. Николай не отрицал того, что в молодости князь наверняка был недурен, поскольку даже к своим сорока годам сохранил некий шарм. Но то, что ему было известно об этом человеке, никак не вязалось с мыслями о семье. Впрочем, даже у самых жестоких преступников могли быть близкие. Черная душа не всегда равна отсутствию сердца.