– У меня для Вас есть еще один сюрприз.

– Вы настоящий дамский угодник, Ваше Высочество, – иронично заметила Катерина, с чьих губ уже срывался тихий смех. Николай, все так же не сводящий с нее взгляда, жестом указал на стул.

– Присядьте.

Удивленная, она покорно выполнила просьбу, но все же не удержалась от шпильки:

– Глаза Вы мне тоже завяжете?

Цесаревич только улыбнулся и, наказав ни за что не поворачиваться, пока он не вернется, скрылся где-то за пределами кабинета. Правда, сначала лишь сделал вид, дабы проследить, что княжна действительно послушалась, а не попыталась обернуться, стоило только стихнуть его шагам. Та, на удивление, чинно сидела, дожидаясь разрешения, но когда где-то за спиной вновь послышалась чужая поступь, раздавшийся вслед за этим голос оборвал что-то внутри.

— Кати.

Так ее называл лишь один человек.

Тот, кому она поклялась в верности. Тот, кто мог заменить ей утерянную семью. Тот, кто стал жертвой ее «семьи». То, за упокой души которого она молилась уже сто пятнадцать дней. Тот, чье имя в слезах кричала во сне.

Пропустившее не один удар сердце подскочило куда-то к горлу, вызывая тошноту. Нехватка воздуха вызвала цветные пятна перед распахнутыми глазами. Почти до слепоты всматриваясь в картину, что висела на стене напротив, Катерина в каком-то трансе медленно поднялась на ноги, которые словно парализовало, и чудо, что они еще как-то ее слушались. Тело, легкое-легкое, вообще казалось чужим.

Резко обернувшись, чтобы убедиться – она еще не сошла с ума, ей не чудятся родные голоса – Катерина в ужасе испустила хрипящий выдох и отшатнулась.

В любовных романах (один такой ей когда-то подсунула Эллен, убеждая прочесть) барышни кидались на шею возлюбленному, осыпая его поцелуями от радости. Ее жизнь была совершенно не похожа на любовный роман, и все, что могла сделать Катерина – стоять, почти не дыша и не моргая.

– Ваше благородие, Вы не соблаговолите оставить нас на несколько минут? – обернулся к нему Николай, ожидавший совсем иной реакции и вынужденный действовать по наитию. Тот без лишних слов откланялся и вышел, бросив перед этим короткий взгляд на невесту, которая, казалось, была еще более бледна и недвижима, нежели мраморные изваяния на могилах. Он боялся даже представить, что творилось в ее душе и мыслях сейчас.

Зато цесаревич прекрасно видел и чувствовал этот хаос, сквозящую обиду и горькую злость в зеленых глазах, устремившихся на него, когда тишину разорвал щелчок дверного замка. Она ничего не говорила – просто смотрела, не моргая и, кажется, не дыша, но от одного только этого взгляда хотелось опустить голову.

Он ощущал за собой вину.

Всепоглощающую, разрывающую внутренности на части, перемалывающую кости. Что там все пытки Петропаловки в сравнении с этим чувством, хуже которого было лишь понимание утраченного времени и возможности. Николай знал, что однажды будет вынужден посмотреть в глаза Катерине, которая узнает о произошедшем. И думал, что готов к этому. Что высокая цена была оправдана. Он знал, что Императору порой приходится принимать такие решения, после которых его до конца жизни станут преследовать кошмары, подтачивая изнутри и заставляя стариться на десятки лет за минуты. Но надеялся, что в его жизни подобных моментов будет немного.

Возможно, так оно и случится, только сейчас это ничуть не облегчает душу.

Катерина шумно вдохнула, а Николай, напротив, ощутил, как дыхание перехватило. В глазах напротив мелькнуло что-то чужое. Страшное.

– Вы скрыли это от меня. От Эллен. От Елизаветы Христофоровны. Спокойно смотрели на то, как родные Дмитрия искренне переживают его смерть.

В ужасе взирая на него, Катерина сделала шаг назад.

– Катрин, ну, прошу Вас, не гневайтесь, — Николай, казалось, искренне раскаивался: он даже встал на одно колено, чем ошеломил княжну, которая теперь разрывалась между желанием потребовать от цесаревича подняться (не дай Бог кто увидит эту компрометирующую сцену — слухи по дворцу разлетятся за считанные секунды), и властвующей ее душой гордостью и обидой. — Поймите, я обещался молчать, особливо в разговорах с Вами. Мы подозревали, что люди князя Трубецкого будут следить, и Ваша реакция на смерть жениха была практически решающим моментом.

– Думаете, что я бы не изобразила нужной скорби?

– Катрин, я не смею сомневаться в Вас. Ну, поймите, – поймав в свои ладони холодные руки княжны, цесаревич сжал их, смотря той в глаза, – у меня не было выбора. Мое сердце разрывалось, когда я видел Ваше безжизненное лицо, но…

– Довольно, Ваше Высочество. — Высвободив пальцы из чужих рук, она тут же подхватила юбки. — Поднимитесь с колен: не пристало особам царской крови унижаться перед фрейлинами. С Вашего позволения, я удалюсь.

Мягко закрывшаяся за ней дверь ударила набатом. Треснувшая тишина рухнула, погребая под каменными плитами солнце. Неизвестно зачем – ведь от этого совершенно не легче – ударив кулаком по барельефу камина, Николай прислонился к нему спиной и стиснул зубы в бессильной злобе. На себя.

И впервые проклял свою участь.

***

– Кати? – тревожно окликнул ее Дмитрий, стоило той осторожно притворить за собой дверь кабинета и оказаться в пустом коридоре.

– Тебе нужно появиться перед государем? – совершенно обыденным тоном, будто бы не было долгой разлуки, и жених просто посетил дворец для аудиенции, осведомилась Катерина. На лице ее отсутствовали какие бы то ни было эмоции. Взгляд был стеклянным.

Дмитрий нахмурился: состояние невесты его беспокоило все сильнее. Не так он представлял эту встречу, хоть и, что скрывать, предпочитал не представлять: надежды на то, что они увидятся так скоро, почти не было. Он должен был уехать полчаса назад, но слуга цесаревича перехватил его почти у самой кареты, передав внезапный и срочный приказ вернуться, все так же соблюдая осторожность. Меньше всего в этом требовании он мог увидеть решение Наследника Престола прекратить маскарад.

– Нет. Я уже имел разговор с Его Величеством утром, по прибытии.