Огромных трудов стоило допытаться до того, кем именно так увлечена Великая княжна, но после стало чуть легче — несколькими фразами Катерина все же разговорила Марию на обсуждение повести, что, как оказалось, вправду было верным ходом — завязавшийся спор о правильности поступков героев оставалось лишь перевести в непринужденную игру-перепалку. Увлекшись парированием аргументами, княжна чуть было не забыла о времени, которого оставалось все меньше. Стоило лишь вспомнить о том, что она должна сделать, голос сорвался — поспешно сгладив заминку и нарочито выведя спор в острую стадию якобы случайно брошенной фразой, Катерина в ответ на следующую фразу Марии подхватила с кушетки маленькую подушку, обитую атласом, и слово бы в отместку, не найдя уже разумных опровержений, отправила мягкий «снаряд» в Великую княжну. Та, будучи все же ребенком, в игру включилась вполне охотно, и уже спустя минуту активно мутузила поддающуюся ей фрейлину. Шутливый бой, начавшийся вполне мирно, удалось превратить во вполне серьезную баталию. Но если Мария, в силу возраста, отдалась игре, то Катерина находилась в напряжении, чутко улавливая каждый звук.

Стоило лишь скрипнуть дверной ручке, возвещающей о возвращении Тютчевой, удачным маневром равновесие Великой княжны было нарушено.

Вошедшая ровно в тот момент, когда Катерина выставила нож так, чтобы Мария упала на него спиной (она отчаянно не желала, чтобы девочка знала о неудачном — лишь бы оно таковым и было! — покушении), Анна Федоровна в ужасе замерла в проеме, но уже спустя мгновение громко захлопнула дверь и бросилась к своей подопечной. Мысленно Катерина облегченно выдохнула, однако для правдоподобности дернулась, заметив воинственный взгляд Тютчевой, и тут же спрятала нож в складках юбки.

— Ваше Высочество, поднимитесь, — холодным тоном обратилась к ней воспитательница. Осмотрев принявшую вертикальное положение Марию, она отослала девочку к матери, напомнив о недопустимости опозданий к обеду, и лишь потом перевела колючий взгляд на выпрямившуюся и старательно отводящую глаза княжну.

— Покажите Ваши руки, Екатерина Алексеевна.

Первой раскрылась левая ладонь, после — вверх была обращена и правая. Зазубренное короткое лезвие тускло блеснуло, поймав огоньки свечей из настенных канделябров. Блики прыгали от внутренней дрожи, сотрясающей Катерину. Она была готова к этому, она ждала этого, но совладать со своими чувствами оказалось невозможно.

— Объяснения дадите в Третьем Отделении.

С отвращением взглянув на оружие в руках стоящей напротив фрейлины, Анна Федоровна поджала губы и, кликнув одного из офицеров, дежуривших в коридоре, велела охранять ту до тех пор, пока не поступит новых указаний. Бросив уничижительный взгляд на княжну, Тютчева направилась прочь из комнаты, дабы найти шефа жандармов, однако была остановлена срывающимся голосом «арестованнной».

— Анна Федоровна, Господом Богом прошу Вас, не докладывайте государыне.

— Как заговорила-то. Хочешь после такого в должности остаться?

— Ее Величество не переживет этой новости. Умоляю, не тревожьте ее понапрасну. Я не претендую на место при Дворе более, будьте покойны.

Поджав губы, Тютчева в раздумье помедлила у двери, а после решительно вышла.

***

Исполнила ли Анна Федоровна просьбу, Катерина не ведала, и оставалось лишь надеяться на ее благоразумие. Зато своим мыслям она осталась верна, и спустя немногим менее часа за ней явилось двое жандармов, потребовавших отдать оружие и следовать за ними. Или, если быть точнее, между ними, чтобы снизить вероятность побега. Впрочем, его княжна не планировала, и до места назначения, коим избрали кабинет Его Величества, дошла покорно. Ее роль была практически сыграна, и каким бы ни стал приговор государя, она обещалась себе исполнить его в точности. Лишь бы жертва не оказалась напрасной.

В кабинете помимо расположившегося у окна Императора находился цесаревич, занявший кресло у шахматного столика, а также князь Долгоруков. Вошедшей Катерине невольно вспомнилась аудиенция, имевшая место быть осенью, после покушения на Наследника Престола: тогда беды ничто не предвещало, однако разговор оказался не из легких; сейчас, напротив, воздух сгустился настолько, что дыхание затруднялось и казалось, что даже в одиночных камерах Петропавловской крепости находиться приятнее. Похоже, она и вправду вскоре увидится с родными: либо с папенькой на том свете, либо с маменькой в ссылке. Ее явно не для награждения орденом Святой Анны пригласили. Глубоко присев в реверансе и задержавшись в этом положении как можно дольше, княжна на мгновение зажмурилась, прежде чем выпрямиться и посмотреть на государя.

— Вы желали меня видеть, Ваше Императорское Величество?

Она могла аплодировать себе — твердость голоса не подлежала сомнению. Правда, вряд ли ее хватит более чем на пару фраз. Николай, казалось, появлением Катерины был удивлен — во взгляде, подаренном ей, читалось легкое недоумение, заставившее ту опустить глаза: невыносимо было видеть столь открытое беспокойство в отношении ее.

— Вы были приняты ко Двору милостью Ее Императорского Величества, а также по рекомендации Варвары Львовны Аракчеевой, — вместо государя подал голос Долгоруков, отчего по коже и без того напряженной княжны пробежал озноб. — За Вас просили, за Ваше воспитание и честь ручались. И Вы столь виртуозно всадили нож в спины тем, кто проникся искренним доверием к Вам, Екатерина Алексеевна.

Николай, и без того не слишком жаловавший методы Василия Андреевича, сейчас был готов открыто потребовать извинений перед дамой. Он уже намеревался было осадить шефа жандармов, по его мнению, желающего довести барышню до обморока, когда в разговор вступил Император.

— Вы не желаете объясниться, княжна? — стоя к ней спиной, холодно вопросил государь. Катерина, так и не поднявшая глаз, на мгновение отчаянно зажмурилась, одновременно с этим закусывая губу так, чтобы вызвать острую боль: стало чуть легче дышать. Бесцветный голос, озвучивший следующую фразу, принадлежал ей, но воспринимался словно со стороны.