— Новые зятья короля уже навеселе, — отметила Эмма и отпила вина из бокала.

— Может, им необходимо заранее подкрепиться, — пробормотала Эдит, пережевывая кабанье жаркое, — не каждый же день они… или ночь… — Эдит запуталась в предложении, а Эмма погрузилась в воспоминания. Эдит она уже не слушала.

Не пытался ли Этельред усмирить сопротивление собственной персоне, когда выдавал дочерей за преданных ему людей? Многие роптали после разгрома королевского флота, считая, что с этим королем пора кончать, каким бы он ни был помазанником, увенчанным короной. До короля не могли не дойти эти разговоры. Он и сам бесконечно устал управлять этой неуправляемой страной. Он поговаривал с Эммой об отречении; ведь есть же взрослые сыновья. Но детей внезапно становилось все меньше. Эгберт умер еще шестнадцатилетним. А в этом году Эдреда и Эдгара унесла чума. Оставался один Адельстан, самый старший и полноправный наследник, но он был тяжело болен и вряд ли уже поправится. Затем был еще Эдмунд, двадцати одного года; о нем думала Эмма как о будущем короле. Исполненный сил, смелый и привлекательный; ничего не осталось в нем от того застенчивого двенадцатилетнего мальчугана, каким впервые увидела его Эмма. Эдмунд скоро сделался центром притяжения для отпрысков знатных родов, и Эмма знала, что они прозвали его «Железнобокий». Но король с Эдмундом жили не в ладу! Эдмунд был откровенен в своих суждениях и заставлял отца выслушивать их. Король гневался, распекал сына по любому случаю. А Эдмунд бросался прочь из дома, на поиски приключений.

Из всех оставшихся сыновей, получалось, рассчитывать на наследование престола мог только девятнадцатилетний Эдви. Но он был слаб и духом, и телом. Эмма даже рассчитывала, что Эдви станет монахом, но он все никак не мог определиться…

Итак, Эдмунд, единственный, о ком могла идти речь, был все же не из тех, кому Этельред пожелал бы уступить свое место.

Эмма без особого рвения напоминала королю о его обещании, данном ее брату: король уверял тогда, что наследование престола в первую очередь будет узаконенным для его сыновей от второго брака. Но в ответ король лишь посмеивался, и она прекратила расспросы. Эдварду было еще только девять лет. И вопреки ее ожиданиям, он выжил, хотя был бледненьким и рыхлым. Альфред скорее походил на королевского наследника, но мальчишка семи-восьми лет едва ли привлечет Витан в эти бурные, неспокойные годы. Так что Эмма заставила Этельреда выкинуть мысли об отречении из головы. Раз уж она стала королевой Англии, то и Этельред пусть посидит еще как король. На этом фоне переплетение судеб его дочерей с местной знатью все равно было в ее интересах.

Теперь, когда долг окончательно собран и передан викингам, у Этельреда нет больше причин добровольно отказываться от престола. Но можно ли положиться на этого Торкеля? Обмен деньгами, сокровищами и документами происходил со всей серьезностью, сопровождаясь ревностным целованием креста и мощей святых.

Любопытно было наблюдать за этими разбойниками, выказывающими такое благочестие, — ведь за это зрелище, пожалуй, уплачено около пятидесяти тысяч фунтов! Эмма полагала, что Пасхальная неделя должна бы использоваться на что-то лучшее, нежели на подсчет монет и взвешивание золота и серебра, оценку стоимости мехов и кож. Подчас между англичанами и датчанами вспыхивала ссора по поводу отдельных предметов. Но в итоге длинный Торкель возвышал свой голос и решал, что будет так-то и так-то.

И вот приспел последний день Пасхальной недели, и гости собрались на этот пышный пир, в подтверждение того, что все обиды остались в прошлом. Обе стороны изрядно напились, и их уже волновало все меньше и меньше, откуда взялись подарки и что у кого украдено. Неужели назавтра викинги вспомнят, что обещали убраться из Англии?..

Эмма выглянула во двор. Там веселилась свита. Наверное, датчане под Гринвичем празднуют не меньше. Может, они приносят и кровавые жертвы? Эмма сомневалась в действенности крещения, будто бы совершавшегося в Темзе, уж не говоря о том, что вода в реке вряд ли была чистой поблизости от неряшливого Лондона. Но ее почитаемый архиепископ Эльфеа, как рассказывали, проявил большой дар убеждения в плену и трудился в Гринвиче как сущий Иоанн Креститель.

— Прошу прощения, если я помешал королеве.

Она быстро обернулась. Это был Торкель Высокий. Эмма забыла, что ей следовало бы встречать его сидящей. «Враг, враг!», — думала она, вглядываясь в точеные черты лица и чарующую улыбку. Его плащ был богато украшен золотом и драгоценными камнями, не уступая королевскому. Где это он украл такой плащ?

— Я думала об архиепископе, — ответила она. — Он мой добрый друг, и я огорчена, что он до сих пор находится в неволе.

— Архиепископа выпустят на свободу сегодня же, — сказал Торкель, — как только мы вернемся в лагерь. Но может быть, на то воля Божия, что он находится, как вы выразились, в «неволе», королева Эмма. Ибо я не думаю, чтобы кто-то другой обратил ко Христу столько язычников, начиная с первого дня Троицы. Пожалуй, даже сам святой Петр не окрестил столько народу.

— То, что Эльфеа крестит действительно многих, — это я слышала, но вот обратил ли он их в истинную веру?

Торкель Высокий прищурился и рассмеялся.

— Королева Эмма считает, что крещение не действует на датчан?

— Почему же, я сама, как известно, датчанка. Но что-то незаметно, чтобы христианство сделало кого-нибудь из них мягче нравом. Возможно, я еретичка, раз я думаю, что крещение недействительно, если оно не ведет к духовному преображению. Лучше уж добрый и честный язычник, приносящий жертвы Одину или Фрейру, чем лукавящий душой христианин. Вот удача, что мы говорим по-датски, потому что так епископ Лондонский не поймет нашего разговора. Видите, он пытается подслушивать…

Торкель Высокий покосился через плечо, и епископ Эльфхун резко отвернулся, да так, что выплеснул вино себе на облачение.

— Позвольте мне смиренно согласиться с вами, королева, но для меня лично значило очень много, что архиепископ встретился на моем пути. Я и раньше считал себя христианином и лишь допустил, чтобы об этом оповестили остальных — по причинам, которыми я сейчас не буду вас утомлять. Епископ Эльфеа за эти месяцы научил меня многому, чего я не знал прежде. Да, я могу утверждать, что он обратил меня и что он первый научил меня постигать Христа. Так что мое крещение стало настоящим. Даже если в тягость, когда воин со шрамами целую неделю ходит в белой сорочке и вызывает смех у своих парней! Но вскоре многие из них последовали моему примеру и стали столь же усердно внимать словам Эльфеа, как и я.

— Это было как роды, не правда ли? — засмеялась Эмма. — Сначала видна лишь голова, а затем появляется и все остальное.

Торкель Высокий, казалось, не оценил ее шутливого настроения в столь серьезном вопросе. Она была уже готова извиниться, но он промолвил:

— На самом деле я заговорил с вами, королева Эмма, не ради теологических диспутов. Я пожелал поднять чашу за вашу красоту. Многие хвалили ее, но я всегда думал, что они преувеличивают. Теперь же я понял, что им, скорее, не хватало нужных слов.