Памятливые припоминали, что Этельред однажды уже строил корабли, и никто, напротив, не мог вспомнить, какая от них была польза. Но Эадрик говорил с таким жаром, а красноречия ему было не занимать, что все наконец прониклись его мыслью. Епископы и аббаты взяли на себя расходы на строительство флота, в соответствии с собственными средствами и саном. Около тридцати поместий в окрестностях Лондона и в Восточной Англии, находящихся во владении прихода святого Павла, поставили пятьдесят пять человек команды — и так далее.

К тому времени, как слухи о новом датском нападении выросли в уверенность, большая часть кораблей уже была оснащена и имела команду. Бритрик обучал моряков, упорно и не без успеха. После чего приказал флоту собраться у Сэндвича.

Король и вся английская светская и духовная власть явилась, дабы восхищенно лицезреть творение Эадрика Стреоны. «Больший, чем все, о которых написано в книгах», — так повествует хроника о новом флоте.

Король и большинство прибывших оставались в Сэндвиче, чтобы, по возможности, своими глазами наблюдать ожидаемое сражение — победоносное, разумеется.

Покуда флот ожидал противника у Сэндвича, брат Эадрика Стреоны, Бритрик, выступил с серьезным обвинением против одного из главных корабельных хёвдингов по имени Вульфнот и по прозванию Child of the South Saxons, из которого следовало, что этот Вульфнот был старшим сыном в знатнейшем из родов Суссекса.

Король, узнав про обвинение, решил немедля покарать хёвдинга. Тут Вульфнот так рассердился, что вместе со всем суссексским подразделением из двадцати кораблей снялся с якоря и покинул Сэндвич; он тоже отправился грабить побережье, но Эмма это не сразу поняла. Как бы то ни было, Вульфнот нарушил воинскую присягу и сделался бунтовщиком.

Чтобы вернуть назад корабли и Вульфнота «живым или мертвым», Бритрик отправился за смутьяном с восемьюдесятью кораблями. Но к несчастью угодил в яростный шторм, разбивший большую часть его кораблей в щепки. А те корабли, что добрались до берега, были подожжены Вульфнотом и его людьми.

Когда об этой катастрофе стало известно в Сэндвиче, все сердца словно окаменели. Члены Витана в молчании разъехались в разные стороны, а король отправился на охоту. Он недавно завел себе нового сокола.

Для Торкеля и его союзников гибель английского флота явилась подарком Небес, и каждый благодарил Бога или Одина. Не потратив ни стрелы, корабельщики преспокойно вошли в оставленную гавань.

Мы не в силах поведать, куда затем отправились Торкель и Олав с кораблями, какие города сожгли и какие суммы потребовали с других городов, чтобы их не жечь.

Теперь это был не только Уэссекс, но и внутренние области Восточной Англии и Мерсии. Королевская семья едва успела укрыться за лондонскими стенами, как датчане поднялись на кораблях вверх по Темзе и встали лагерем у Гринвича.

Можно было ручаться, что люди Торкеля перемещались по стране как хотели и снимались с места, когда им вздумается. Разумеется, случались и стычки, и регулярные сражения с большими потерями, прежде всего, с английской стороны. Но, как пишет тогдашний хронист, «когда они шли на восток, наши силы двигались на север, когда же они были на юге, наши люди шли на север».

Три датских «кампании» можно насчитать в одном только 1010 году. С каждым разом сопротивление англичан делалось слабее, а после третьего нападения оно было полностью сломлено. Под властью датчан оказалось шестнадцать графств — более трети всей земли английского королевства и более половины его населения и средств.

Единственное, что смог Витан — это собрать очередную дань и выплатить датчанам сорок восемь тысяч фунтов. Но для сбора столь огромной суммы потребовалось известное время, в течение коего продолжались грабежи уцелевших прежде земель.

Среди всего этого Эадрик Стреона нашел людей и время для грабежей Южного Уэльса, якобы как наказание за то, что уэльсцы отказались платить «датские деньги»; кроме всего прочего, Стреона пытался таким образом раздобыть денег для уплаты собственной контрибуции…

В сентябре 1011 года случилось то, что имело важные последствия для будущего очень и очень многих людей. Норманны осадили Кентербери, хотя два года назад город уже откупился тремя тысячами фунтов. На сей раз времени для переговоров не было. Какой-то предатель открыл ворота. Все жители Кентербери, как миряне, так и служители церкви, оказались захвачены в плен. И первым в числе пленных был архиепископ Эльфеа, друг Эммы и бывший епископ Винчестерский.

Пленников довольно скоро обменяли или освободили. Лишь архиепископ Эльфеа оставался в плену в датском лагере у Гринвича.