Английский канал, кишащий норманнскими морскими конунгами, из тех, что живут грабежом и захватом пленных, препятствовал общению между правящими домами и не давал им поближе познакомиться. Мама Гуннор уже собралась в Винчестер как раз, когда Эмма должна была родить Эдварда. Но именно тогда случилось первое нападение короля Свейна, и руанский двор отговорил Гуннор от рискованной поездки. О покаянных настроениях Этельреда мало кто знал. Для Эммы же примирение с королем означало новую беременность. По ее просьбе архиепископ Роберт был готов приехать крестить маленького Альфреда, но воды к югу от Уэссекса были тогда слишком неспокойны.

Поскольку английским ополченцам по-прежнему не удавалось защитить побережье, Эмма подбросила королю мысль: не поехать ли ей самой попытаться договориться с братьями. На что было получено твердое «нет» — слишком опасна туда дорога. Но когда Эмма стала настаивать, сетуя, что так никогда и не увидит своих, король Этельред смягчился, но детей велел оставить в Англии. Неужели он подозревал, что она может не вернуться?

Тут разведчики Этельреда в северных водах предупредили о новом нападении, еще более мощном, чем прежние. Под воздействием этой вести Этельред разрешил Эмме написать герцогу Ричарду.

По причине этого-то письма и прибыл сюда архиепископ Роберт.

Как напряженно вглядывалась Эмма в эти глаза! То, что герцог Ричард прислал своего высокого брата вместо того, чтобы отправить письмо в ответ, — не означает ли это, что на военную помощь все же можно рассчитывать?

Но надежда быстро угасла. Роберт лишь выразил сожаление, что герцог Руанский не имеет таковой возможности: с оружием в руках он борется теперь против Одо, графа Шартрского.

Наконец и Эмма узнала — против того самого Одо, за которого выдали ее сестру Мод еще прежде, чем она сама прибыла в Англию! Но Мод умерла пять лет назад. А Одо не желает возвращать крепость, полученную им в приданое. Но Ричард настаивает, что крепость должна отойти обратно, так как Мод умерла, не оставив наследников…

И на подобную чепуху во Франции тратят силы и время!

— Я хотел бы побыстрее покончить со всеми отрицательными ответами, — суммировал архиепископ, — и от имени моего брата заверить, что у нас в Руане ничего не известно о каких-либо попытках нападения на Англию, тем более мы никак не поощряем подобные посягательства и не поддерживаем их.

— Даже не позволяете датчанам заезжать к вам в Нормандию зализывать раны? — запальчиво спросил Этельред. — И не позволяете им продавать на ваших рынках добычу, награбленную в Англии, как часто бывало и раньше?

— Я не знаю, как тут обстоит дело в последнее время, — отвечал Роберт. — Я лишь повторяю, что Нормандия, как и раньше, не пускает на свои берега викингов. И в особенности этих, о которых вы спрашиваете, кто бы они ни были и откуда бы ни направлялись.

Говоря, архиепископ сжимал в руке свой наперсный крест. Для того ли, чтобы подкрепить свои уверения, или же прося у Господа прощения за неправду, Этельред так и не понял. Устало кивнув, он поднялся и покинул зал приемов. Желания поближе познакомиться с шурином он уже не испытывал.

Роберт тоже поднялся. И, несколько озадаченный, уселся снова.

— Какова подлинная причина отказа Ричарда? — спросила без обиняков Эмма.

— В Руане никто не верит, что король сможет со всем этим справиться, — понизив голос, отвечал Роберт. — Если и прежде ему не удавалось. Мне тяжко говорить тебе об этом, прекрасная моя сестрица, но герцог полагает, что дни короля сочтены.

Да, и ей самой тоже так кажется. По крайней мере теперь, когда Ричард лишил ее последней поддержки.

Эмма смутилась и покраснела. Как глупо — оказаться до такой степени несведущей, чтобы посоветовать королю искать помощи в Нормандии!

— Значит, тогда все возвращается к состоянию до подписания трактата с Этельредом? — произнесла она безразличным тоном. — Насколько я понимаю, мой брат ведь не расторгал того договора?

Роберт украдкой улыбнулся и отвел взгляд.

— У сильных мира сего такое случается сплошь и рядом, не так ли? Насколько я знаю, твой король также никогда не спрашивал, распространяется ли действие договора, заключенного с нашим отцом, на Ричарда Второго.

— Но я думала, что гарантией был мой брак! А договор заключали с папского благословения.

— С тех пор у нас и папа поменялся, — небрежно бросил Роберт. — Договор по-прежнему в силе, доколе Нормандия не окажется в немирье с королем Этельредом. И оное немирье он имеет или будет иметь, и сам же окажется виноват. Сеющий ветер пожнет бурю.

Да-а… Напоминание о ветре, посеянном Этельредом в день святого Бриктия в 1002 году, заставило Эмму вспомнить о мощах Гуннхильд: она так и не получила никаких вестей о том, исправно ли было доставлено то, что она отправила. И она спросила, не знает ли Роберт что-нибудь об этом?