Эмма тоже была потрясена размерами йеллингской церкви. Правда, деревянной, но примерно пятидесяти саженей в длину и более двадцати в ширину. В старом зале Харальда было на что посмотреть: да, именно так, должно быть, и выглядел зал Ролло, о котором она много слышала в детстве в Руане.

Много знатных господ прибыло сюда верхом или на кораблях. Они не уступали ни английской, ни французской знати в роскоши, а многих из них даже сопровождали личные оруженосцы. Высоко над головой, с величественной миной несли они господское оружие, с рукоятями, богато отделанными золотом и янтарем; ножны, сияющие серебром, украшала эмаль. Кое-кто из стариков был одет, правда, еще как сам Ролло, большинство же, как Торкель или Кнут.

Бьерн, Торгильс, Свейн, еще Бьёрн и Тостиг. Их имена ничего не говорили Эмме, места, откуда они прибыли, давали ей возможность понять, сколь все же пространна датская держава Кнута. И она, наконец-то, смогла увидеть карту страны, давшую ей довольно полные сведения. Представляя ей то одного, то другого ярла, Ульф указывал на карте место, откуда они прибыли: вот этот из Сконе, а этот из Блекинге, этот из Рюгена, а тот из Халланда, а вот из той части Вестерётланда, которая принадлежит королю Кнуту. Затем пошли хёвдинги и ярлы из самой Дании с ее множеством островов.

Имена некоторых епископов она уже знала и раньше. Старый Готебальд из Лунда. Одинкар из Рибе, тот, который совсем недавно посвящал в сан Гербранда из Роскилле в Кентербери… Нет, она отказывается запоминать остальные имена.

Всем было любопытно повидать королеву Эмму, уже однажды бывшую английской королевой и родом из Нормандии. Все были одинаково потрясены молодостью и красотой королевы, уже успевшей столько достичь. Члены тинга ожидали увидеть стареющую женщину. Но, конечно же, им было ясно: ведь совсем недавно она родила Кнуту ребенка. Сам молодой принц, которого она держала за руку, не старше шести лет и сразу видно, кто его отец.

Эмма свое лучшее платье со сверкающей вышивкой из Нуннаминстера. Пока Ульф читал королевское послание Кнута, мужчины больше смотрели на Эмму, чем слушали ярла. Во время чтения Эмма стояла, как ей и было положено, и мужчины не могли налюбоваться ею. Вот как должна выглядеть королева! А не как тролль или лесовичка, как та, что король привозил сюда в Данию несколько лет назад. Альфива, наверное, хороша в постели, она умеет даже скакать на лошади и ругаться, как берсерк [49] . Но чтобы женщине добиться чести, занимать такое высокое положение, нужно быть такой, как эта королева!

Да, конечно же, все слушали то, что читал ярл Ульф, но лишь когда Эмма взяла слово — заговорив громко и ясно, да еще и на их собственном языке! — все действительно посчитали, что перед ними стоит следующий король Дании. Королева заставила его изящно поклониться членам тинга, и те ударили в свои щиты первыми подвернувшимися под руку предметами, поскольку свое оружие они вынуждены были оставить за дверью. Умно объяснила им стройная королева, что без их согласия и клятвы верности письмо короля Кнута не имеет никакой цены. Находчиво было и ее напоминание о том, что имя Хардекнут носил прадед короля Горма Старого.

А в это время королевское послание переходило из рук в руки. Многие глядели в него лишь для вида, поскольку читать не умели, а показать это боялись. Только когда письмо дошло до епископа Гербранда, оно надолго у него задержалось. Епископ позвал Ульфа.

— Это королевское послание не похоже на письма короля Кнута, которые я сам заверял, будучи в Англии, — сказал епископ мрачно. — Прежде всего не хватает свидетелей, есть лишь подпись самой королевы. Далее, подобные письма обычно пишутся на латыни. Мне не известно там ни одного писца, который знал бы датский.

— Вероятно, сейчас он приобрел одного такого, — ответил Ульф, — но об этом лучше может сказать Ее Королевское Величество. Что же касается латыни, то по собственному опыту я знаю, что короли еще до Кнута писали по-английски, обращаясь к своим соотечественникам, поскольку адресат — не духовное лицо. Поэтому меня радует, что король Кнут сейчас может писать и по-датски. Наконец, что касается содержания, то я сам могу поставить свое имя как свидетель, потому что я собственными ушами слышал именно такие его слова.

Эмма, выслушав разговор, вновь взяла слово.

— Насколько я понимаю, отсутствие подписей свидетелей под письмом короля, кроме моего собственного имени, вызывает у некоторых удивление. Вина в этом целиком и полностью моя. Решение о моей поездке в Данию было столь поспешно, что просто не успели вызвать большее количество свидетелей.

— Но если недостаточно свидетелей, — добавил Ульф, — то необходима королевская печать, а ее мы здесь видим. Кстати, я понимаю, почему король Кнут отказался от необходимости давать множеству неизвестным нам англичан чиркать на своем письме — во-первых, они не понимают датского, и, во-вторых, не имеют никакого отношения к делам Дании!