— Строящий корабли плотник не может знать то, о чем осведомлен вылепливающий амфору гончар, — пожал плечами долговязый. Миролюбивое поведение противника подействовало на него успокаивающе. — Философия становится специальностью, это неизбежно.

Чтобы не стоять, девушки прошли в зал и сели за стол рядом с Брианом, слушавшим, как и они, дискуссию.

— Аристотель напрасно отдал предпочтение формальной логике перед диалектикой, — продолжил Аристарх. — Это обусловило такую ошибку Аристотеля, как уменьшение значения движения. У Платона движение — главный принцип существования, причем движение по кругу делает его бесконечным. А Аристотелевское движение в пространстве рано или поздно упирается в неподвижные звезды.

— Ты не точен, — покачал головой долговязый. — У Аристотеля пространство и время выступают как «метод» и число движения, то есть как последовательность реальных и мысленных событий и состояний. А то, что Аристотель предложил позже рассматривать пространство и время как самостоятельные сущности, первоначала мира, в итоге себя оправдало.

— Он сделал это, отодвинув в сторону субстанциальность движения, — с горечью произнес Аристарх. — Вспомни Прометеевы заветы: греческая цивилизация сумеет развиваться только на основе движения. Но мы об этом забыли, пока вслед за Владыкой Пространства и Властительницей времени не пришла Вечность, отняв у людей надежду на бессмертие. Формулой движения завладели римляне, потом — варвары, а Греция превратилась в захудалую страну.

Юлька почувствовала, как при имени «Прометей»[67] у кого-то по соседству перехватило дыхание, словно перед опасностью. Это было мимолетное ощущение, которое тут же прошло, но память осталась, и, искоса взглянув на безмятежные лица Мышки, Совы и Бриана, Юлька подумала, как мало она о них знает, и не ошибочно ли это знание.

— Вы говорите о Прометее, подарившем людям огонь и научившем их ремеслам? — вмешалась в дискуссию Юлька.

— Да, — мельком взглянув на Юльку, ответил Аристарх, и обратился к долговязому оппоненту: — Пора идти, нас ждут.

Философы ушли.

— Собираемся! — взглянув на своих спутников, сказала Юлька. — Пора ехать, хотя нас никто не ждет.

Вскоре подвода путешественников тряслась на ухабах проселочной дороги.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

По случаю ярмарки все пять ворот Брайтона, — к Юлькиному удивлению, город окружала высокая крепостная стена, — были распахнуты настежь.

Заминка случилась из-за отсутствия у путешественников денег для уплаты въездной пошлины («Вы мне ничего — и я вам ничего!» — объявил, позевывая, старший таможенник), и Юлька уже собралась расставаться с подводой, как вдруг проезжавший мимо на вороном коне высокий черноволосый юноша, заметив расстроенное Юлькино лицо, швырнул таможеннику золотую монету.

— Пропусти иностранок! — крикнул он таможеннику. Обернувшись к Юльке, юноша вежливо произнес:

— Я — Ромео Монтекки.[68] Прошу вас стать гостями нашего дома.

— Спасибо! Очень признательны! — растерянно ответила Юлька.

— Особняк расположен на центральной площади, — пояснил юноша. — Приезжайте! Я предупрежу родителей.

Хлестнув коня, юноша ускакал.

— Учитывая наше безденежье, удачный выход из положения, — хмыкнула Сова. — Поговаривают, Монтекки враждуют с Капулетти, но мы этой вендетте посторонние.

— Поедем в суд, оставим там судебные атрибуты, потом мистер Бриан отвезет нас к Монтекки, — решила Юлька. — Не возражаете, мистер Бриан?

Вместо ответа Бриан молча взмахнул кнутом.

Брайтон был похож на только что сделанную игрушку. Многоэтажные дома, вытянувшиеся вдоль широких, одетых в бетон улиц; разукрашенные особняки; яркие, завлекающие покупателей магазинные витрины — все это радовало взор и останавливало внимание. Но Юлька, бросая взгляды на городские картины, постоянно возвращалась мыслями к выразительному лицу Ромео. Конечно, она читала Шекспира и в свое время немало поплакала над трагической судьбой веронских любовников, но это было в другой жизни, — той, что осталась на Земле. А сейчас… Неисповедимы пути судьбы и, может быть, не зря заинтересовался Ромео иностранной девчонкой.

Свернув в переулок, подвода покатила мимо невысокого решетчатого забора, окружавшего небольшой парк с покрытым тиной прудом. Увиденная в парке сцена настолько поразила путешественниц, что они попросили Бриана остановить подводу. Посередине пруда, очень похожего на болото, был закреплен столб с вывеской «Народ», вокруг которого бродила толпа одетых в лохмотья мужчин и женщин. Попадая на глубину, мужчины и женщины с головой окунались в жижу. Тех, кто пытался выбраться на берег, сталкивали обратно дюжие парни в мундирах с надписями на груди: «армия», «милиция», «прокуратура», «судьи», «налоговая», «таможня».

Вокруг пруда в мягких креслах, распивая шампанское, сидели важные господа в разноцветных одеяниях. Возле каждого из них развевался на флагштоке флаг и высились транспаранты с лозунгами: «Заграница нам поможет», «Государство — это я», «Мне — по потребностям, остальным — по возможностям». Дружелюбно улыбаясь, господа подбадривали народ возгласами: «Мы с вами!», «Для вашего блага!», «Процветание в единстве!».

Периодически один из сидящих поднимался с кресла, швырял комок грязи в соседа, тот отвечал ему тем же, после чего они учтиво раскланивались и под аплодисменты присутствующих занимали свои места.