Необходимыми для революции оказались деньги, которые предводитель переложил из карманов Бриана в свои.

Сбросив мешки с судебными атрибутами на землю, бородач взял лошадь под уздцы, собираясь уводить подводу вслед за приготовившимся в путь отрядом. И тут Юлька, представив, как они пешком плетутся в Брайтон, не выдержала.

— Подождите, — закричала она, обращаясь к предводителю. — Революционеры должны делом доказывать приверженность идеалам. Правильно?!

— Да, — согласился предводитель. — Мы доказываем.

— Недостаточно, — отрезала Юлька. — Только что вы, борцы за счастье угнетенных, забрали у буржуя подводу и лошадь. Молодцы: народ вас не забудет!

Партизаны удовлетворенно заулыбались.

— Но теперь, — продолжила Юлька, — как настоящие революционеры, вы должны отнятое у богатого поделить между бедными: мной и моими спутницами.

Предводитель растерянно смотрел то на Юльку, то на своих сподвижников, сидевших на лошадях с ошарашенным видом.

— Иначе народ вас не поймет! — грозно подытожила Юлька. — О чем сообщит во всех газетах.

— Ладно! — махнул рукой предводитель. — Подвода и лошадь ваши, — все равно с ними в лесу не развернешься. Трогай!

С гиканьем и свистом отряд умчался.

— Нанимаю вас кучером. Плата — доставление мешков в Брайтон, — объявила Юлька Бриану. — Согласны, мистер?!

— Да, мисс! — с уважением взглянув на Юльку, сказал Бриан и занялся возвращением мешков на прежнее место.

Вскоре разбогатевшие путешественницы, делясь впечатлениями, весело продолжили путь, — только Бриан морщился, с удрученным видом дотрагиваясь до опустевшего кармана. Погода ухудшилась. Небо затянулось тучами, подул холодный ветер.

— Как бы дождя не было! — забеспокоилась Мышка. — Подмокнут тогда все судебные доказательства! — показывая на мешки, засмеялась Юлька.

— Скоро греческий город Аттика. Спрячемся, — проворчал Бриан, подгоняя лошадь кнутом. Дождь уже моросил, когда подвода, громыхая на ухабах, влетела в раскинувшуюся по обеим сторонам дороги Аттику. Закатив подводу под навес таверны, Бриан занялся лошадью, обтирая с боков пот и накрывая спину попоной. А девушек заинтересовал доносившийся с большой крытой площади гул голосов.

— Что там? — спросила Юлька хозяина таверны.

— Выбирают архонта — правителя Аттики, — объяснил хозяин. — Два претендента: торговец Марцел и софист[58] Мелет. Кто выиграет спор, тот и станет архонтом.

— Посмотрим? — предложила Юлька.

Перебегая от дома к дому, путешественницы поспешили к площади.

Множество людей расположилось вокруг трибуны, на которой стоял осанистый, благородной наружности мужчина.

— Граждане! — воскликнул оратор. — Ровно год я, Марцел, живу в Аттике, и понял достаточно, чтобы наладить здесь эффективную систему управления.

Убежден, что более достоин быть архонтом, чем Мелет. Я достиг успеха в купеческих делах, имею дипломы Военной академии и Торговой гимназии, — а Мелета выгнали за безграмотность с первого класса школы.

Принадлежащая мне фирма процветает, — Мелет, наделав долгов, прячется от кредиторов. Я горжусь своей честностью и достойным поведением, а лживость и скандальный характер моего оппонента известны всем присутствующим… Голосуйте за меня! Я буду заботиться о делах Аттики так же старательно, как о собственных.

Марцел сошел вниз под негромкие хлопки избирателей — и тотчас на трибуне появился чернобородый верзила.

— Доколе, граждане, нам будут указывать, как жить, образованные выскочки?! — яростно заорал он.

Толпа одобрительно зашумела.

— Что он тут дипломами размахивает: мы без Академий знаем, как ложкой пользоваться! Мы, коренные жители Аттики, привыкли жить по дедовским традициям, а не иностранным новшествам. Нам они ни к чему!

Переждав шквал аплодисментов, Мелет продолжил: — Этот зазнайка пытается всех очернить, вымазать грязью. А сам каков?! Знаем, откуда у него деньги: из Месопотамии, где обманывал дикарей, выменивая у них золото на стекляшки. Позор мошеннику!

— Позор! — подхватила толпа, глуша одинокий вопль Марцела: «Я никогда не был в Месопотамии!».

— Нечего нам тыкать в нос свою постную физиономию и благонравное поведение! Пусть вспомнит, чей сын, отняв у нищего медяки, пропил их и валялся пьяный в канаве. А яблочко от яблони недалеко падает: каков сын, такой и отец. Позор пьянице!