И тогда у меня появилась шальная мысль. Я вскочил и стал лихорадочно рыться в шкафу. Наконец я нашёл то, что искал — книжечку моих стихов, выпущенную два года назад. Я принялся листать её. И точно — в каждом стихотворении я находил скрытый глубинный смысл, зашифрованное послание! Самым поразительным было то, что я точно помнил, что никаких потайных смыслов в эти стихи я не вкладывал. Значит, моё подсознание в тот момент, когда я писал стихи, само зашифровало скрытые сообщения и вложило их между строк, моё восприятие обострилось неимоверно, и наступил момент, когда из моего горла непроизвольно вырвались несколько слов. Я ещё не успел понять, что произошло, как комната вдруг покачнулась и закружилась в бешеном вихре. Вихрь подхватил меня и понес сквозь время. Вокруг мелькали какие-то картины, лица, вспышки света. Изредка, негромко, как через вату, прорывались какие-то звуки: слова, обрывки музыки, шелест. Прошло несколько секунд (или тысячелетий) и вихрь успокоился.

Я стоял на берегу. Передо мной расстилался Космос — бескрайняя чёрная пустыня, пронизанная светом таинственных звёзд.

Это была Вселенная Всесильных Слов.

Я понял, что произошло. Я произнес Всесильные Слова. Я снова во Вселенной Всесильной Слов. Я снова дома.

Это было удивительно приятное ощущение. Я знал, что здесь, в своей Вселенной, я в безопасности. Тут не было и никогда не будет болезней, психиатрических лечебниц, не будет боли и страха.

Впервые за последние четыре месяца я был счастлив.

И вдруг я почувствовал странный холодок в душе. Это было похоже на дуновение ледяного ветерка — вначале слабое, едва ощутимое, потом всё сильнее и сильнее. Я ощутил, как мою душу наполняет ледяной холод.

И тогда я испугался. Я стал лихорадочно произносить все известные мне Всесильные Слова. Мир вокруг снова качнулся, потом завертелся в бешеной карусели, вихрь подхватил меня и понес.

Я пришёл в себя на диване. Рядом валялась книжка моих стихов. Она была изорвана в клочья.

***

В восемь вечера пришли гости.

У нас было неплохое вино, а Андрей принес отличный коньяк. Мы проводили старый год и встретили Новый. Всё было замечательно. После праздничного концерта Наташа предложила перекинуться в карты. Предложение было с восторгом принято. Я сам давно не играл, и сейчас с удовольствием присел раскинуть партию-другую.

Я беру со стола карты, раскрываю их, и вдруг...

Полированная светло-шоколадная поверхность стола проваливается куда-то вниз и вместо неё появляется тяжёлое зеленое сукно. Белые шары в люстре сменяются старинными бронзовыми подсвечниками с таинственно мерцающими свечами. Комната, мебель, мои партнеры — всё исчезает, растворяется в полумраке. Я вижу только одну тень напротив. Огненные блики дрожат на полупрозрачном одеянии, тонкие белые руки, словно выточенные из нежного мрамора, покоятся на груди.

— Здравствуй, Ратибор!

Это он. Наставник. Голос холодный, от него веет северным ветром, смертью, тоской и отчаяньем. Я сжимаю зубы и молчу.

— Что же ты молчишь, Ратибор? Разве тебе нечего сказать мне? Или ты забыл, что наш разговор не окончен? Я ведь обещал тебе, что мы встретимся...

Я взрываюсь.

— Нет, негодяй, именующий себя Наставником! Я ничего не забыл! Ни людей, загубленных мною по твоей вине, ни того, что ты хотел украсть мою дочь! Просто меня убедили, что ты — всего лишь галлюцинация.

Наставник смеётся. Смех его похож на обвал в горах — будто прыгают по склону ледяные глыбы. Этот смех жутким эхом разносится у меня в голове, и я вынужден закрыться от него руками:

— Прекрати!!!

Смех разом обрывается. Теперь голос Наставника спокоен и холоден:

— Галлюцинация? Это забавно. Жаль только, что ты сам в это не веришь. Ты ведь знаешь, что я реален. Так же реален, как и Вселенная Всесильных Слов.

— Мне не нужна ваша вселенная! Заберите её и не смейте трогать моего ребёнка!

— А что ты можешь предложить взамен?

— Забирайте всё: квартиру, машину, деньги, только не трогайте Веронику!

— Глупец! Зачем мне, властелину вселенных, твоя квартира? Зачем мне машина? Молчишь, Ратибор?

— Чего вы хотите? Возьмите мою жизнь, прошу вас! Только не её!

— Твоя жизнь недорого стоит. Впрочем, я, пожалуй, подумаю.

Я замер. Каждой клеточкой я ощущал, что Наставник задумал что-то страшное, гнусное, отвратительное.

— Ну что же, — проговорил он наконец, и в голосе его я явственно услышал нотки холодного удовольствия. — Кажется, я прервал вашу игру? Я исправлю эту неловкость. Как ты смотришь на то, чтобы сыграть со мной?

Я похолодел. Наставник проник в самую глубину моей души. Я понял, что он давно уже замыслил этот ужасный спектакль, и просто играл со мной, как сытый кот с мышью.

— Ну, Ратибор?

— Меня зовут Александр!

— Тебя зовут Ратибор. И ты это знаешь. Ну что, Ратибор, сыграешь со мной?

Окружили. Обложили со всех сторон, и нет выхода, и трепещет сердце, и отчаянье заливает душу ледяным сиропом.

— Ты согласен?

Он всё знает, он проникает в самую душу, этот коварный хитрец, называющий себя Наставником. Это его нынешнее имя. А раньше его звали иначе. Древние египтяне называли его Осирис, первые христиане — Вельзевул. Арабы зовут его Иблис, а индийцы Шива. Но истинного его имени не знает никто. Это имя настолько ужасно, что стоит его произнести, как мир рухнет, взорвётся, разлетится на звенящие ледяные осколки. Это самое могучее Слово, и самое страшное. Он проводит рукой по столу, и я слышу как крошится лёд под алмазным когтем.