— Сейчас врача позову.

Шаги удаляются.

Лихорадочно соображаю, что делать. Через минуту придёт врач, и тогда всё - опять укол, сон, серое ватное безмолвие. Тогда мне ни за что не вырваться отсюда, и моя доченька, моя Вероника, сгорит в пламени печи!

Сжимаю тело в пружину. Удар! Санитар отлетает к стене. Я вскакиваю и бросаюсь к выходу.

Впереди длинный коридор. Я задыхаюсь, сердце рвётся наружу — проклятые лекарства! Позади слышны крики, топот.

Поворот в боковой коридор - и нереальная, фантастическая удача! Дверь на кафедру приоткрыта, рядом топчется чернокожий студент. Я бросаюсь к двери, отталкиваю его, успевая заметить перекошенное от ужаса черное лицо, и выскакиваю на кафедру.

Двадцать метров вперёд - и передо мной лестница. Быстрее, быстрее!

Скатываюсь вниз, в маленький коридорчик под лестницей и приоткрываю дверь на улицу. Там беснуется метель и не видно ничего на тридцать шагов.

Мозг работает быстро и четко. Я как будто вижу себя со стороны. Включается шестое чувство — то самое, которое помогает зверю обходить хитроумные ловушки и капканы. Я с грохотом захлопываю дверь. И вместо того, чтобы самоубийственно рвануть через парк — в пижаме, босой, по снегу, — сворачиваю вниз, в подвал.

Через несколько секунд над моей головой проносится топот и снова хлопает дверь — это санитары выбежали на улицу. Я представляю, как они пытаются разглядеть в метельной пелене убегающий силуэт в желтой пижаме, и злорадно усмехаюсь.

Впереди, в тёмном прямоугольнике коридора, светлеет проем. Несколько шагов, и я сворачиваю туда.

Снова удача. Это раздевалка для студентов. На вешалке — десяток плащей и курток. Под ними — ряд тёплых сапог. Девушка, сидящая на лавочке под вешалкой, читает книгу. Шум заставляет её поднять голову. Она видит босого человека в желтой пижаме и испуганно вскрикивает. Книга падает на пол.

Я быстро осматриваю обувь, выискивая размер побольше. Вот эти тёплые ботинки, пожалуй, подойдут. Лихорадочно натягиваю их. Возиться со шнурками некогда, и я просто заталкиваю их внутрь, чтобы случайно не наступить.

Студентка пытается что-то сказать, но я поднимаю голову и она испуганно замолкает.

Я сдергиваю с вешалки чью-то куртку и натягиваю поверх больничной пижамы. Куртка короткая, и из-под неё видны пижамные брюки. Я срываю с себя куртку и хватаю длинный серый плащ. Теперь нормально. Желтых брюк не видно.

Я натягиваю вязаную шапочку до самых бровей и кивнув оторопелой студентке, выхожу на улицу. Отсюда мне видны мои преследователи. Они рыщут в аллеях, и я вместо того, чтобы бежать через парк, спокойно поворачиваю к главному корпусу.

Тут всё кишит белыми халатами. Главное — не выдать себя, не привлечь внимания. Я спокойно, даже лениво шагаю по просторному холлу. Несколько человек бросают на меня быстрые взгляды, и тут же отворачиваются. Путь свободен.

Я выхожу с обратной стороны здания, прохожу по обледенелой дорожке и сворачиваю направо, к старому кладбищу. Здесь меня точно не будут искать.

На кладбище пустынно. Деревья тянут чёрные узловатые ветви к серому небу. Невысокие холмики припорошены снегом. Я спешу, спотыкаясь о корни.

И вдруг...

Вначале я подумал, что ошибся и даже сделал несколько шагов по дорожке. Но потом... Как будто молния пронзила мой мозг. Я бросился назад и принялся лихорадочно разметывать снег с невысокого гранитного памятника.

Это была она. Моя доченька. Вероника. Это была её могила.

И хотя имя и фамилия были другими, сомнений быть не могло. Её лицо. Её глаза. Её улыбка.

Я рухнул на могильный холм и обнял его. Леденящий холод вошёл в моё сердце. В отчаянье я колотил мёрзлую глину. Я разбил в кровь руки, расцарапал лицо, я плакал и звал её, а в ответ слышал лишь скрип снега и свист холодного ветра. Вокруг был только холод — ужасный смертельный холод, от которого не было спасения. И вдруг я почувствовал прилив обжигающей ярости. Я знал, кто виноват во всех моих несчастьях. Наставник отнял у меня всё — здоровье, разум, жизнь; он отнял самое ценное, то, что было для меня дороже жизни — моего ребёнка. И теперь мне осталось только одно — мстить. Я должен найти Наставника и сразиться с ним. И тогда либо я убью его, либо он уничтожит меня. Это судьба.

Скорее вниз, к реке! Гранитные валуны, вросшие в берег, замёрзли, покрылись льдом. Ноги скользят, я то и дело падаю, обдирая лицо и руки.

Река только-только стала, лёд ещё слабый, в огромных чёрных полыньях. Мне страшно, но выхода у меня нет. Я ступаю на тонкий хрустящий лёд. Он прогибается, трещит, и я стараюсь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть полыньи, где плещется чёрная, густая как деготь вода.

Вперёд, только вперёд. Пятьдесят метров, сорок, тридцать...

Я знаю — я дойду. Я не могу не дойти.