Недавно посмотрела старую-престарую телепередачу, в которой драматург, прозаик, автор СИ Станислав Шуляк был в гостях у режиссёра Владимира Фунтусова. Беседа этих двух творческих личностей мне показалась столь необычной и интересной, что я сделала расшифровку её. Эту-то расшифровку я и предлагаю вниманию читателей.
Встреча с пасквилянтом
Станислав Шуляк, прозаик, драматург в гостях у Владимира Фунтусова в программе "Театр сегодня и завтра" на телеканале ВОТ (Ваше общественное телевидение). 8 мая 2009
http://polit.pro/broadcast/stanislav-shulyak-prozaik-dramaturg-v-gostyah-u-vladimira-funtusova-v-programme-teatr-segodnya-i-zavtra-8-maya-2009
(Публикуется с незначительными сокращениями)
В л а д и м и р Ф у н т у с о в. Добрый день, уважаемые телезрители! Сегодня у нас в гостях на телепрограмме "Ваше общественное телевидение" передача, которая называется "Театр сегодня и завтра". И сегодня в этой передаче наступил тот драгоценный момент, когда мы выходим в сферу неординарных тем, необщепризнанных эстетик, в сферу пограничную, в сферу катастроф, в сферу театра ужасов, в сферу тотального экспериментального поиска, и в связи с этим у нас в гостях сегодня личность совершенно не ординарная, определяющая самоё себя как художника-пасквилянта, а поскольку-постольку это так, то мы этому драматургу, прозаику, актёру предоставим минут 10-15 для самопредставления, самопрезентации, саморекламы и прямого контакта с населением, со зрителем. Прошу любить и жаловать - прозаик, писатель, драматург, один из самых интересных драматургов Петербурга - Станислав Шуляк.
С т а н и с л а в Ш у л я к. Спасибо. Добрый день, уважаемые телезрители! Пасквилянт и мизантроп Станислав Шуляк рад приветствовать вас! Спасибо, Владимир Павлович, за представление. Я немножко расскажу о себе. Владимир Павлович, когда вы пригласили меня в эту передачу, в эту замечательную вашу передачу, я подумал о том... для меня это повод для того, чтобы задуматься в очередной раз или просто задуматься о том, что я собой представляю. Почему именно я? Почему именно меня пригласили в эту передачу? Думал-думал: разве мало у нас в городе приличных писателей? Ну, может, приличных действительно мало, не так много вообще и в стране тоже... (Усмехается.) Но тем не менее. Наверное же, всё-таки есть. И вот эти размышления привели меня к некоторым выводам. То есть я в очередной раз просканировал себя и что-то для себя понял. Ну, во-первых, помимо какой-то достаточно необычной, неординарной, может быть даже, уникальной стилистики... это я говорю сейчас о прозе, конечно,.. Может, это даже где-то сплав Андрея Платонова с французскими авторами... положим, Морис Бланшо, Клод Симон... помимо такого сплава, то есть это достаточно необычная стилистика, основанная на афоризмах, на суперметафорике, на парадоксах... кроме того, ну, наверное, всё-таки присутствует определённая эстетическая позиция, достаточно необычная, может быть... хотя, может быть, она не совсем уникальна. Вот я её определил для себя, как сенситивная мизантропия.
ВФ. Стас, расшифруй, пожалуйста, потому что это так сложно...
СШ. Конечно. Сенситивная - это основанная на чувстве, на чувствовании, на ощущении. То есть мне мои органы чувств, все те, которые присутствуют у меня, они мне говорят, вопиют о том, что я не люблю людей.
ВФ. Но это те же органы чувств, как и у всех смертных?
СШ. Конечно. Все те пять или шесть... если пересчитать их по пальцам...
ВФ. Одиннадцать сенсорных каналов...
СШ. Возможно. Эти самые органы чувств вопиют о том, что я людей не люблю, что я их боюсь, что я не доверяю им. Если сейчас прочитать, перечитать античных авторов, предположим, то, что было написано две-, две с половиной тысячи лет назад, мы можем увидеть, что за две с половиной тысячи лет ничего не изменилось. То есть, человек не изменился. Технологии - да, понятно, что совершенно другие технологии. Уникальные, потрясающие, но они никак не воздействуют на душу человека. Человек не меняется, к сожалению.
ВФ. То есть ты чувствуешь себя в этой жизни изгоем?
СШ. Ну, отчасти да. Я буду ещё об этом говорить.
ВФ. Отщепенцем?
СШ. Несомненно. Пасквиль обязывает, мизантропия обязывает. И опять-таки возвращаясь к тому: античный человек, современный человек... Возьмите отнимите у современного человека мобильный телефон, отнимите у современного человека ноутбук, атомную бомбу, и вы увидите того самого человека, который две тысячи лет назад кричал: "Распни, распни Его!" Это тот же самый человек, ничего не меняется, на самом деле. Масса, масса примеров! Вспомнить, допустим, это знаменитое высказывание даже не Горького... "Человек - это звучит гордо!" Это не Горький сказал, конечно же... Хотя с его размягчением мозга с него бы сталось, он мог такое выдумать. Но это сказал не Горький, это сказал его персонаж Сатин - человек, крепко пьющий, и сказал это, извините меня, с большого-большого бодунища, потому что такое на трезвую голову придумать, безусловно, невозможно. Где же человек звучит гордо? Что за бред, что за ересь такая? Ничего подобного: человек звучит гадко, мерзко, отвратительно. Вот! Мы не того боимся, вот говорят: спид, птичий грипп, а сегодня передачу слушал: свиной грипп ещё обнаружился. Мы не того опасаемся, не о том хлопочем. Потому что нужно думать о том, что уже тысячелетия в мире свирепствует эпидемия под названием Человек! Когда мы говорим человек человеку - волк, простите меня, волк не так страшен, самое страшное из животных - это человек. Поэтому человек человеку - Человек! Вот это самое страшное... Я сказал, что эта позиция ну отчасти, может быть, не совсем обычная, не слишком распространённая, но она не является уникальной, потому что, в общем-то, умнейшие из наших писателей, крупнейшие из людей пишущих, понимают это, на самом деле. Давно это поняли. Взять того же Юрия Витальевича Мамлеева, великого писателя, мыслителя, который написал: "Я уверен, что не будет ничего впереди у человека, кроме тотального срама". И дальше он продолжил: "Мы обречены, и в этом наше загадочное предназначение".
ВФ. Пред чьим лицом тотального срама человек как явление... в какой стае?.. Для кого он катастрофа?
СШ. Я думаю, что для каждого лицо... вот вы сказали: пред чьим лицом? Для каждого это лицо своё. Для кого-то это будет лицо Бога. Для кого-то это его собственное лицо, его совесть. То есть лицо здесь может быть разное. Но, в любом случае, если вдуматься, если вчувствоваться... то есть это то, о чём я говорил: вот эта сенситивная, чувственная мизантропия... если чувствовать, то вы поймёте, что так оно и есть: что человек - это же страшно, на самом деле. Страшное существо - человек!
ВФ. Но не только ведь страшное? Но и гениальное и по образу и подобию божьему созданное, и смешное, и нелепое, и доброе и в то же самое время мелочное...
СШ. Конечно. Иногда вот возникает ситуация, что я для себя пытаюсь найти то, что бы меня примирило с человеком. Иногда я нахожу это. Конечно же, это высочайшие произведения искусства. Ну, там та же "Поэма экстаза" Скрябина, которую я слушал сотни раз. Это то, что примиряет меня с человеком отчасти. Да, я нахожу такую вот подпорку, такой костыль нахожу для себя! Но это бывает не всегда... Ну, я понимаю, что вы рвётесь в бой, поэтому я немножко переменю пластинку...
ВФ. Нет, ну у меня один вопрос есть, конечно...
СШ. Хорошо! Ну, вы его запомните пока, потом зададите. Вот... ну, я начал говорить, что я пасквилянт и мизантроп, по поводу мизантропии я уже немножко сказал, сказу по поводу пасквиля тоже. Ну, понятно, что пасквиль - это некое сочинение... я думаю, что многие это знают... некое сочинение, содержащее клеветнические измышления и то, что предназначено оскорбить, унизить и т.д. То есть это вот такой жанр. Но... вот есть некие два соображения, которые издавна занимают меня. И эти два соображения оказались для меня, как ни странно, достаточно плодотворными. Первое соображение - это то, что я уже почти сказал: что пасквиль - это литературный жанр. Такой же литературный жанр, как все остальные литературные жанры. Наравне там с фельетоном, анекдотом, афоризмом, сонетом, рассказом, чем угодно ещё. Это литературный жанр. Это первое моё соображение. Которое когда-то пришло мне в голову, я это понял, я это осознал, и вот у меня в мозгу что-то встало на место. Второе. То, что половина русской литературы, той самой великой русской литературы, которой мы справедливо гордимся, - это литература пасквильная! Давайте пробежимся по некоторым авторам! Скажем восемнадцатый век - это Фонвизин, это Радищев. Начинается девятнадцатый век. Простите - Александр Сергеевич Пушкин. "Наше всё", по выражению Аполлона Григорьева. Александр Сергеевич. Давайте вспомним его, ну, скажем: