– Я понял. Продолжай.

– Когда входишь в колею и без проблем сортируешь задачи по категориям, появляется ощущение, что ты во всём разобрался и всё уже знаешь. Особенно сильно оно проявляется, когда первоочерёдные дела выполняются моментально, без всяких проблем и задержек, и ты основное внимание уделяешь второй и третьей очередям. Ты всесилен! Твоя эффективность запредельна, никто не справится с этими обязанностями лучше тебя и никто не посмеет сказать, что ты плох. Однако - это не стоит ничего. Один процент от настоящей важности.

– Я правильно понял, хоть работай без продыху, хоть ничего не делай, результат будет один?
– удивился Виграф.

– Результат будет разный, но... это работает совершенно не так, как представляется. Как бы это объяснить... Представь, что объективная оценка тебя как госслужащего выражается в линии колбочек. Они могут быть черными, белыми или серого оттенка, в зависимости от показателей. И каждая колбочка отражает свой параметр, уникальный. Так вот, если ты бог документооборота, у тебя будет одна белая колбочка. Одна!

– А что оценивают все остальные?

– Вот в этом и состоит мастерство государственного деятеля: понять, какие колбочки соответствуют твоим условиям работы, тому обществу, в котором ты живёшь, и заниматься их обелением, не отвлекаясь на то, что на колбочки не влияет. С одной стороны - не отвлекаясь, а с другой - не думая о том, насколько лично тебе нравится заниматься своими делами. Понятно, что симпатии и антипатии никуда не денутся и личный фактор присутствует в любом случае, но далеко не на таком уровне, как здесь, у Луары. Люди есть люди, и говорить, что раз их всё устраивает, то значит, всё в порядке, неправильно.
– За время монолога мысль несколько раз успела поменять направление, и закончил я уже совсем о другом: - И чаще всего получается так, что уже после прекращения правления выясняется - ты был ленивым и делал меньше, чем надо было, ты был недальновидным и гнался за сиюминутной выгодой, ты витал в облаках, не замечая бросающихся в глаза недоделов. И так далее.

– Это всё человеческие оценки, - заметил Виграф, - их можно учитывать, но на них не обязательно ориентироваться.

– А если не человеческая?

Разговор вплотную приблизился к тем областям памяти, которые по-прежнему отдавались тупой ноющей болью в душе.

– Что ты имеешь в виду?
– не понял феодал.

– Обстоятельства. Что если ты сам, безо всякой помощи в какой-то момент понимаешь, что был идиотом? Готовился к войне, в то время как надо было следить за урожаями. Заботился о продовольствии, когда не хватало товаров. Занимался торговлей, когда на границе собирался враг...

– Тогда ты берёшь и начинаешь всё заново, разве нет?

Голос Виграфа стал более жёстким - он явно почувствовал мою горечь и подстроился под изменившийся фон разговора. Он не поддерживал светскую беседу, не болтал перед сном, не критиковал, а действительно хотел узнать ответы на свои вопросы. И именно эта неожиданная серьёзность дала мне силы продолжить.

– Нет, - я качнул головой, глядя в сверкающие точки на тёмном бархате, но почти не видя их.
– Можно хоть десять раз начать с нуля, но это будет не твой ноль. Точнее, не так... Каждый ноль твоей страны станет твоим нулём. Ты сам станешь им, как человек, который должен был сделать всё как надо - и не сделал. Не на кого переводить стрелки, не на кого надеяться. В тяжёлый момент никто не придёт и не скажет: "ну, хватит, теперь я всё исправлю" - потому что никому это не нужно, у них свои дела. Не сможешь ты - не сможет никто. Это не уйти из замка и всплыть на другом краю континента, где тебя не знают. Ты либо несёшь свой долг, либо никогда за него не берёшься. Полная, абсолютная неотвратимость.

– Всплыть на другом краю...
– тихо повторил Виграф.

– Фраза одного из здешних знакомых, - пояснил я.

– Да, всё верно.

– Что?

Феодал чуть поёрзал.

– Здесь нет неотвратимости, Маркус. Здесь люди живут надеждой.

– Надеждой? На что?
– горько усмехнулся я, отстранённо понимая, что собеседник ни в чём не виноват и не стоит давить ему на психику.

– На лучший исход. Мы живём в таком мире, где не проигрывать невозможно, а потому поражение по определению не может быть конечным. Если все резко станут самураями и, вне зависимости от конкретных обстоятельств, будут расставаться с жизнью при недостижении желаемого результата, никого не останется, кроме нескольких везунчиков. Зачем губить людские жизни?

– А зачем они такие вот?..

Виграф надолго замолчал, прежде чем вкрадчиво ответить:

– Ты ведь ищешь здесь союзников не от избытка человеколюбия и желания дать кому-то посмотреть мир. Не знаю, что произошло лично у тебя, однако ни один Правитель ещё не приходил сюда от хорошей жизни. Поправь меня, если ошибаюсь: по принципу неотвратимости, ты должен был смириться со своей потерей и остаться на месте. Покориться и жить дальше.

– Я сейчас не об этом, - у меня чуть отлегло от души: мы по-разному воспринимали одни категории, и это можно было считать одной из причин размолвки.
– Неотвратимость это не отказ от самого себя, а внутреннее принятие любого события, независимо от того, нравится оно тебе или нет. Да, я проиграл войну, - голос снова подскочил, хотя внутренняя боль чуть ослабла, - и пытаюсь наверстать это. Но я не рассказываю на каждом углу, что, на самом деле, никакой войны не было, если и была, то я почти её выиграл, если и не выиграл, то не сильно и хотелось, и вообще, ничего я не потерял, скоро заживу ещё лучше прежнего. Ты знаешь хоть одного здесь, кто пытался бы бороться за свой клочок земли до последнего? Без этих вот "переберусь в более спокойное место, и всё будет нормально"?

Отзвуки моей громкой тирады ещё некоторое время висели в воздухе, но потом слились со звенящей ночной тишиной. За это время я успел не то чтобы в корне сменить позицию, но пережить внезапную волну эмоций и посмотреть на обсуждаемую тему более трезвым взглядом.

– Я знаю нескольких, - негромко отозвался Виграф. Однако я его перебил:

– Извини, давай не будем дальше об этом. Я наговорил много лишнего, чего на самом деле не думаю.

– Не подвергая анализу твои слова о Доменах - я должен, тем не менее, поблагодарить тебя за информацию о Правителях.