– Интересно, - я чуть нагнулся вперёд.
– Ты считываешь эмоции напрямую, видишь круги или...

Виграф вздохнул. Выдержав паузу достаточную, чтобы я начал чувствовать себя дураком, ответил:

– Вот так и работаю. Ничего сверхъестественного. Ты чувствуешь детали взаимоотношений людей и тех, кто ими управляет, я чувствую твои эмоции, ритм твоего сердца и скорость мыслей в твоей голове. И оба удивляемся друг другу.

– Хм...

– Продолжим?

– Давай.

– Добрые сильные от злых отличаются примерно тем же. Но у них не просто исчезают шипы, а появляются лучи света, которые при прикосновении вызывают положительные эмоции и настраивают на позитивное восприятие мира. У слабых лучи тоже есть, но им едва хватает сил, чтобы греть носителя и выходить за пределы тела. У сильных энергии и возможностей больше. Как ты понимаешь, это не всегда хорошо.

– Хотелось бы услышать твоё мнение.

Завтрак был почти закончен, но под разговор мы наполнили чашки заново.

– Большой всегда заметный, цвет в данном случае роли не играет. Более того, если шипы злого сильного человека заставляют окружающих бояться его и десять раз думать, прежде чем идти на контакт, с лучами обратная ситуация. Тепла и счастья хотят все и всегда, безо всяких исключений, а тот, кто говорит, что не хочет, кому-то врёт. Поэтому добрым и сильным быть сложнее всего, на мой взгляд: единственные, с кем хочется иметь дело, это добрые и слабые, другие же две категории липнут к тебе самовольно и бескомпромиссно.

– Так уж и липнут?
– засомневался я.

– Вспомни мошенников, - привёл пример Виграф, - их задача - воспользоваться твоим доверием и получить с тебя какой-то доход. Причём они ещё и довольны останутся проделкой, несмотря на то, что ты можешь быть хорошим человеком и потерять довольно много. А почему довольны? Потому что воспринимают твою доброту как слабость и, соответственно, считают себя сильнее тебя.

– Погоди, ты сейчас про какого доброго, сильного или слабого?

– Предполагаю, что разницы нет. Слабый ничем особо не сможет помочь, сильный поможет в гораздо большем объёме. Единственное, чем рискует жулик, это тем, что добрый сильный раскусит его замысел и на какое-то время забудет о своей доброте. Но такое происходит слишком редко.

– Ну, хорошо. Не уверен, что эта схема существует именно в том виде, в котором ты её описал, и работает так, как описал, но, вроде, всё понятно. К чему ты всё это?

Виграф аккуратно поставил чашечку на поднос и развёл руками, показывая на проносящиеся под нами земли, незримо, а кое-где и явно поделённые на частные владения.

– Я хотел этим немного облегчить твою ношу и предложить другой инструмент для оценки встречающихся людей. Попробуй наблюдать за ними с другого ракурса, не с того, к которому привык. Попробуй выяснить, к какой категории относится твой новый знакомый, и относись к нему соответственно этому, а не опираясь только на симпатии и антипатии.

Подумав над предложением, я усмехнулся - в нём специально для меня таился сюрприз.

– Как ты ловко перевёл ситуацию из борьбы всех со всеми в борьбу добра и зла.

– К счастью или нет, - сходу отозвался Виграф, как будто ничего и не скрывал, - но мир устроен так, что надо уметь воевать. Добрый ты или злой, на определённом этапе становится совершенно не важно.

* * * * *

Воздух задрожал, перемещаясь, и в центре зала, в нескольких шагах от Монаха, возник Карс. Осмотревшись, он довольно усмехнулся:

– Так и знал, что ты здесь.

– Времени, - Монах по привычке улыбнулся, но движение губ вышло неестественным, безэмоциональным: сейчас он был сконцентрирован на мыслях.
– Ты с ними?

– Нет, - удивился Карс, - что мне, больше всех надо, что ли?

Монах пожал плечами.

Гость приблизился, сел рядом под прямым углом, чтобы видеть лицо собеседника. Сложил руки на подогнутом колене, задумчиво покачался взад-вперёд. Произнёс, собираясь, по-видимому, утешить:

– Глядишь, и за мной скоро придут. Я довольно много с тобой общался, да и Маркуса перед всеми защищал.

– Враг народа, - эта улыбка вышла гораздо более честной, потому как перекликалась с размышлениями.

– В смысле?
– замешкался Карс.

– Политика преследования людей, уличённых в связях с преступниками. То есть ты ничего не совершал, а тебя судят.

– Политика... Понабрался, - Карс поморщился.
– Странно, что это всё не случилось раньше.

– Это единственное, что представляет для тебя странность?
– на языке появился непривычный привкус иронии. Ощущения были забавные, тянуло попробовать ещё.

– Не считая того, что ты сошёл с ума, хотя находился в списках на подозрение едва ли не последним?
– поинтересовался Карс.

– Списки на подозрение? Да ты, я гляжу, тоже ориентируешься в теме, - нет, слишком едко. Видимо, следствие эмоционального раздрая. Уже другим тоном, более доверительным, Монах попросил: - Не произноси ничего подобного при них, а то и впрямь вместе со мной улетишь.

Глаза Карса машинально дёрнулись вверх, под купол. В них мелькнула опаска, самое, пожалуй, неестественное чувство для Одиночки, находящегося в храме Одиночества.