Олег лежал среди своих тоурменских ковров, и Бернаба, сидя в его ногах, говорил:

– Мамай ныне хан. Орда сильна. Кто ж ее победит? Лучше с ней дружить, а Москве улыбаться до времени.

Как ясно умел он вложить в слова тайные Олеговы мысли!

– Орда не свалит тебя никогда: ей твоя власть нужна.

– Нужна?

– Мамай над Русью князем стать не может. А когда княжит друг, зачем обижать друга? А Москва задушит тебя и на твое место сама сядет. Мало ли ныне князей под ней?

"И то правда!" – но этого не сказал.

– А Мамаю нужен друг. Он поможет. Ты станешь на Руси первым…

Отрок вошел внезапно и удивленно:

– С Москвы посланец, княже.

– Впусти.

Быстро скинул ноги со скамьи, сел. Бернаба отошел к двери.

Сгибаясь в дверях, еле влез в терем Гриша Капустин.

– Благословен буди, государь Олег Иванович.

– С чем ты?

– По розыску.

– А по ком?

– Уследили в твоей земле убивца и татя, государева князя Дмитрия Ивановича раба – Кирилла прозвищем Борода, каменных дел человека, зодчего.

От казни сбег. Второй год рыщем. Приказано того человека не миловать, а тебе, государь, боярин Бренко Михайло Ондреич в том челом бьет. Пожалуй, милостивец.

Олег тихо отошел к окну, искоса глянул на высокий терем. Стены уже завершены, начали сводить своды.

Беглых выдавать было в обычае. Но мог и не дать – на рязанские земли Дмитриева рука не простиралась. Однако ж просит смиренно, да и Бернаба даже сказал: надобно до поры к Москве подходить с улыбкой.

– Погляжу – дам ли. Самому надобен.

– Ведаю – надобен. Да виноват боле, чем тароват.

– То сам обсужу…

– Прости, сударь.

Задумался: Дмитрий силен. Мамай от похода устал и занят сейчас собой, своих врагов режет.

"Пущай Дмитрий мнит, что Ольг рад дружить с Московским великим князем".

– Да, пожалуй, отдам. Дмитрий-то князь Иванович не какой-нибудь татарский хан, свой человек. От меня ему отказа не будет.

– Дозволишь взять?

– Бери.

– Может, на Москву что передать велишь?

– А вот и передашь… мастера. Дмитрию он надобен, а я себе мастеров завсегда найду.

Бернаба вышел следом за Гришей в дверь и кинулся сенями к амбарам.

Там, принимая от мужиков хлеб, стоял убеленный мукой Клим.

– Эй!

– Чего тебе?

– Спеши напрямик к Кириллу. С Москвы за ним прислано. Князь отдал.

– Погляди тут!

Кирилл, услышав тревожный от хрипоты голос Клима, огляделся: оставалось свод свести, но чело терема успел вывести, остальное достроят сами. Опережая Клима, он сбежал со стен.

– Климе, отче, прими моего вьюношка. Приюти. Укроюсь – приду за ним.

– Давай.

– Отче! Я с тобой.

– Куда?

– Всюду.

– Не, бог с тобой!

– Отче! Возьми!

Клим решил быстрее:

– Подь, Кирилле, в амбар. Под моим ключом досидишь дотемна. Князь выдал, княжьим ключом и скроем. Подь скоро, пока сюда не пришли. Там мужиков полно, меж них затеряешься. А ты скачи, Андрейша, домой. Забери ветошь, что унесешь, да ступай к пристани. Там всякой народ, приметен не будешь. А смеркнется – выходи к гостиному двору, будто возы стережешь.

Кирилл залег в длинных закромах ржи.

Ночью Клим его выпустил, вывел с конюшни гнедого Бернабова коня да своего солового в придачу. Они вышли с княжьего двора на пустырь.

– Вот те, Кирилле, каково Олегово спасибо за труды да раны!

Жесткий голос из тьмы прервал Клима:

– Не так сказал!

Клим отшатнулся, но Кирилл с яростью взглянул во тьму – перед ними стоял Олег. – Побег, Клим, сготовил?

Недобрым оком взглянул на него Клим. Но во тьме за князем могла быть стража.

– Уходишь, Кирилл? – спросил Олег по-гречески.

– Сам видишь, государь.

– А кто ж за твой труд получать будет? Терем-то едва не готов. – То прощу тебе, княже.

– Мне не надо. Прими на дорогу от меня.

Он протянул Кириллу горсть денег, но опустил руку, видя, как Кирилл отстранился. Взглянул на коней, на дрожащие руки бледного Клима, сжавшие повода. И молча ушел: не было с ним ни оружия, ни стражи.

– Эх, жаль! – рванулся Клим, но опомнился:

– Кирилл, уходи скорей. Не то людей кликнет!

– А ты?

– Подожду.