– Отчего, Уродий Косолапыч, дочку всегда официально кличешь?
– однажды в курилке в моем присутствии поинтересовался кровопускательный правдодел Гнусий Комаров, - Как-то не по-родственному звучит.

– Пущай привыкат, - деформировав лицо в мудрую личину, на выхлопе беломорканального дыма ответил Заполошный, - Чу-у-ую, карьера ей верняком корячитса! И не ма-а-ахонькая! Осталося тока заочный институт закончить... А называй девку девкою - так девкою пожизненно останетса, девкою й помрет... Нада, штобы с и-и-измальцтва(!) ко своему будущему положенью в обчестве привыкала...

Мы-то были уверены, что Петарде "верхнее" образование явно не светит: пятый год на карательном факультете Университета прикладной методики физического дознания, а все на первом курсе. Понимали мы бесперспективность петардовского студенчества, но из этических и самосохранительных соображений сию тему языками не обчесывали...

К слову, развитый природный инстинкт самосохранения, по-простонародному презрительно обзываемый трусостью, далеко-о-о(!) не из ряда отрицательных человеческих качеств, а наоборот - зачастую благо блажное! Кому-кому как не мне (незаурядному правдоделу) о том ведать?..

Однако, пора от лирико-философского отступления к основной теме... Так вот...

Как сейчас помню, в тот достопамятный день я направлялся строевым шагом на кухню нашего пищеблока, где уже упомянутая выше Трусико Шашлыкошвили должна была нащипать для меня зело эффективных в щекотливых делах перьев экзотических птиц: сиамского близнецового бройлера, немало-немецкого долбоклюва, вьетнамской раскосой кукушки, чукотского рысистого страуса, пустынного дятла-бездревесника, пятнистой помоечной чайки, англоязычного куцехвостого попугая, красноперого громколета, московского стервозного отшельника, грозы электромонтеров - столбового проводогрыза, ночного выклюйглаза, домашнего топтокура, морского кошкоеда и прочая, прочая, прочая...

Кстати, кто посчитал вышеупомянутого высокогорного хохотуна, чьи яйца безуспешно взбивала Вермишель Татьяновна, за птицу, тот... Грамотно и мягко выражаясь, тот банально заплутал. Хохотун - вовсе и не птица, и даже существо нисколечко не пернатое, а редкошерстное сутулоходящее млекопитающее. Причем, человекообразное.

Давным-давно оно даже было домашним. Но на пике расцвета махрового матриархата сначала стало недопускаемым к очагу, а затем и вовсе - было изгнано из человеческих жилищ. С той далекой поры и ведет бродячий образ жизни.

Не лишне отметить, что именно высокого-орный(!) хохотун занесен в Красную книгу охраны животных (не путать с таежным, степным, забулдыжным, козлоподобным, поганым, паршивым, тунеядским и придурковатым хохотунами, популяции коих угрожающе сократились, но пока еще не до столь катастрофической степени).

О чем это я?.. И дался мне этот хохотун! Будто без меня никто о нем ни слухом, ни духом... На каком это участке я вновь от генеральной-то тематической линии отклонился?.. Ах да-а!.. Ну вот...

Шагаю я по коридору в пищеблок к Трусико Шашлыкошвили за перьями. Дверь лехиной каморки миновал, виражирую за угол, и тут сзади вопль-надрыв:

– Ве-е-енька-а!!!
– этак не суетно оборачиваюсь и вижу опрометью несущегося на меня перевозбужденного кузена, изначально синий комбинезон коего - пятно на пятне - грязнокрасочная палитра пьянющего художника. От полоумного лехиного вида аж жуть душу в пятки потащила!.. Хотел уж... Никак не мог решить: то ли убёгом самосохраняться, то ли в глаз для торможения психики закулачить?!.. Однако они (лехины-то вытаращенные очи) все-таки подсказали: не надо, мол, по зрению лупцевать; не злые мы, а от вели-и-икой-превели-икой(!!!) радости адреналином вспученные... Да и кузеновская голосовая энергетика покажись мне вроде бы беспровокационной.

– Ты чего-о-о э-это?!!
– ору сердито-пресердито, - Како-ого беса баламу-утишь?!

– Айда! Айда-а ко мне быстре-еича!!
– тиская меня вплоть до сбоя дыхательного и сердечного ритмов, агитирует Леха, - Вот-вот начне-ется!!.. А ты где-е пропада-ал?!

– Хвор-рал, - глаголю сущую правду, - Т-только вч-чера больничный лист закрыли. Неделю с гаком отвалялся.

– И че-ем хвора-ал, и с кем валя-ялся?!
– игриво и болезненно сверля указательным пальцем мое подреберье, хохмит Леха.

– А с кем мне валяться(?!), если температура под сорок, - говорю, не скрывая обиды за столь легкомысленные и антигуманные по поводу моего недуга шутейности, - Да я, если хочешь знать, инфекционно болел!

– Ой!!
– испуганно вскрикивает теннисным мячом отскакивающий от меня кузен.

– Да уже не заразный, - пытаюсь успокоить моментально вынырнувшего из эйфории и стрелой по самое оперение воткнувшегося в фобию, - Выздоровел, и анализы даже лучше, чем у кошки.

– А с какого боку тут кошка?
– продолжая держаться от меня не ближе расстояния протянутой руки, недоумевает экономящий движения кузен.