Итогом работы стал изданный в октябре 1817 г. обширный памфлет – открытое письмо президенту Монро – в поддержку скорейшего признания независимости «южных братьев» [495] . Брэкенридж утверждает американскую исключительность (свободная Америка против Европы) и верит в единый «американский интерес». Он прямо объявляет «открытие Америки, независимость британских колоний и нынешнюю борьбу за независимость колоний Испании» «самыми интересными событиями» тысячелетия. Полагая, что «принципы свободы» легче применить на американской (как северо-, так и южно-), а не европейской земле, автор одновременно стремится опровергнуть мнение о невозможности свободы за пределами англо-саксонского мира.

Автор спорит с «господствующей идеей, будто они [южноамериканцы] совершенно неспособны к самоуправлению», целиком погружены в «состояние предельного невежества и унижения (debasement)», лишены нравственности, «ленивы, непостоянны, ничего не стоят, но в то же время склонны к насилию, ревности, жестокости, состоят из разнородных каст, которые, вероятно, распадутся на отдельные фракции и, если оставить их наедине друг с другом, начнут кровопролитнейшие гражданские войны».

Прибегая к излюбленному приему защитников Латинской Америки, Брэкенридж вспоминает, как скептически смотрели иностранцы на усилия отцов-основателей США. Впрочем, напоминает он, освободительная война против Англии, тоже не проходила гладко, но как Соединенные Штаты преодолели внутренние разногласия (во что не верили враги республики), так, думал автор, преодолеют их и молодые страны Латинской Америки. Повествуя об успехах революционеров, он верно предсказал освобождение Перу войсками Сан-Мартина [496] .

Признавая, что южноамериканцы хуже готовы к свободе, чем соотечественники автора в 1776 г., Брэкенридж замечает, что и они ближе к либеральному идеалу, чем любые европейцы, за исключением швейцарцев: «Американец всегда был свободным человеком; несмотря на тиранские меры, целью которых было задержать всеобщее процветание, он был свободен в силу самой природы его родной страны. Давайте не подражать эгоизму британцев, считающих себя единственным народом Вселенной, способным быть свободным. Давайте верить, что свобода бывает разная; Швейцария была свободной, Голландия была свободна, но каждая по-своему. Южная Америка тоже будет свободной, причем есть повод верить, что она будет столь же свободной, как и мы». Свобода, в отличие от рабства, не есть нечто исключительное, напротив, это естественное состояние человека. Более того, частью политической культуры самой Испании являлись не только деспотическая монархия, но и хунты (союзы), кабильдо (городские советы), наконец, конституция 1812 г. [497]

Брэкенридж переносит североамериканскую исключительность (наличие свободных земель, нехватка рабочих рук и относительное благосостояние народа, либеральное духовенство, наконец, относительное равенство) на весь континент в целом. Во всей Америке, указывал автор, явно преувеличивая, нет ни знати, ни толпы, а значит – не будет и почвы для междоусобиц, гражданских неурядиц, для аристократической фронды или охлократического террора времен Французской революции. Автор надеется, что патриоты Испанской Америки воспользуются полезным опытом Соединенных Штатов, обращает внимание читателей на изданные в Филадельфии переводы сочинений революции 1776 года и конституций, федеральной и штатов [498] .

Автор верит в скорый успех «пяти американских империй», особенно в том случае, если те «будут счастливо подражать мудрой политике Соединенных Штатов, открывая свободную торговлю со всеми нациями, принимая и терпя всех иностранцев; тогда их население скоро возрастет, а все ресурсы быстро пущены в дело». Промышленность, внутренние улучшения, предприимчивые иммигранты совершат подлинный переворот – и только тогда «открытие Америки действительно завершится» (курсив мой – А. И.). От такой перемены выиграет и Европа (в первую очередь Англия), но в первую очередь плодами успехов Латинской Америки воспользуется ближайший сосед – Соединенные Штаты. В отличие от многих современников, Брэкенридж не опасается конкуренции не только континентальной Европы, но и Англии; он не ревнив к ее влиянию, полагая, что места для торгового освоения континента хватит всем [499] . При этом он утверждал существование единого «американского интереса» против интереса европейского [500] .

Вывод автора ясен – следует признать независимость (Брэкенридж смягчает выражения, говоря «установить официальные отношения») республик Ла-Платы и Чили, что, на взгляд автора, не является ни поводом к войне, ни нарушением суверенитета, но лишь увеличит международный престиж США. Именно Соединенным Штатам как государству более старому, населенному более однородным, активным и «в целом более просвещенным» народом, суждена роль «естественной главы Нового Света». Брэкенридж призывает Монро к более решительным действиям, тем более, что в стране царит политический мир: «Вашингтону была дана возможность добиться независимости одной половины Америки, я же искренне надеюсь, что Вам выпадет право признать независимость другой половины [континента]» [501] .

Менее чем через две недели после публикации памфлета его конспект с выводами напечатал “National Intelligencer”. В своем комментарии редакторы, впрочем, постарались остудить пыл Брэкенриджа, заметив, что администрации все же не следует торопиться с поспешными радикальными действиями [502] .

Авторство памфлета было секретом Полишинеля. Его раскрыли в одобрительных рецензиях редактор “Richmond Enquirer” Томас Ритчи, а затем Найлс, а также связанная с Родни уилмингтонская газета “Delaware Watchman” [503] . В 1819 г. и сам Брэкенридж включил текст памфлета в приложение к своей двухтомной книге о миссии, тем самым ясно признав, чьему перу он принадлежал.

Сочинение Брэкенриджа ввело автора в круг сторонников «южных братьев». Коммодор Дэвид Портер был целиком согласен с выводами памфлета и пригласил Брэкенриджа в свое поместье под Вашингтоном. Чтение подготовительных материалов к памфлету укрепило, по собственному признанию коммодора, его энтузиазм в отношении Латинской Америки [504] .

Ставя во главу угла «независимость Америки от Европы», Брэкенридж в своем сочинении приветствовал и автономию Бразилии, несмотря на ее монархический характер. Восстание 1817 г. на севере Бразилии, в Пернамбуку, он счел лишь сепаратистским мятежом, а не подлинным движением «патриотов» за освобождение всей страны [505] . Меньше чем через месяц в Филадельфии вышел критический ответ. Анонимный автор (им был агент революционеров Пернамбуку в США Антониу Гонсалвеш да Круш, [ок. 1775–1833]), обвиняя «континентальную систему Европы» и португальский дом Браганса, упрекал Брэкенриджа в том, что тот отнесся столь скептически к республиканскому движению в Пернамбуку. Он сравнивал восстание против Жуана VI (1816–1826) с восстанием римлян против Тарквиния Гордого, швейцарских кантонов – против Австрии, наконец, самих португальцев против власти испанских Габсбургов, и призывал помощь собратьев-республиканцев [506] .