Он был совсем другим, чем этот неотесанный чурбан доктор Герсфельд. Но в настоящее время у того, конечно, были иные заботы, нежели думать о своем поведении. Наверное, труп ему уже выдали. Значит, ему придется организовывать похороны, оповещать друзей и знакомых. В любом случае это была возможность снова выйти на контакт с партнерами по бизнесу, не прибегая к телефонному звонку по какому-то глупому поводу, чтобы напомнить о себе. Выходит, доктор Герсфельд должен быть даже благодарен ему!

Матиас чуть не рассмеялся, но тогда другие посетители обратили бы на него внимание, а он не хотел этого ни в коем случае, поэтому только улыбнулся.

Маленькая кругленькая женщина с короткими, слегка волнистыми темными волосами присоединилась к ним. Матиас узнал ее — это была жена врача, которая с удовольствием ела завтрак по-английски: гору яичницы с жареной ветчиной и тостами. Тысячи калорий ранним утром! Если она не побережется, то лет через пять будет не идти, а катиться по палубе.

Он внимательнее присмотрелся к женщине. Под блузкой, которую прижимал к ее телу встречный ветер, обрисовался маленький упругий животик. Значит, это было не от слишком большого количества «ham and eggs» [89] , эта парочка явно собиралась размножаться.

Боже, как банально! Матиас вздрогнул. Пока еще они могут совершать прекрасные путешествия и расширять свой горизонт, а вскоре каждый день у них будет занят только памперсами, теплым молоком и банановым пюре. Какая ужасная перспектива!

Женщина подошла к буфету и взяла кусок торта с малиной и взбитыми сливками. А к нему заказала еще и двойной кофе, в то время как ее муж взял очередной эспрессо.

Когда она подошла к столику, врач вскочил и, как всегда, подвинул для нее стул, и она села на него так осторожно, словно была уже на девятом месяце. Врач улыбнулся и сказал пару слов, которые Матиас не разобрал, а потом взял ее руку и прижал к своей щеке. А после этого, что явно было уже чересчур, погладил ее маленький, похожий на шар, круглый живот.

Матиас почувствовал, что его начинает тошнить. Все это было так отвратительно! В принципе, врач со своей женой устраивал точно такой же цирк, как и он с матерью. Только молодая женщина была не старой и больной, а здоровой, и преувеличенная забота, которую демонстрировал ее муж, была глупой и абсолютно ненужной.

Эта пара мешала ему. То, на что он вынужден был смотреть, стало оскорблением для его глаз. А он еще считал врача в какой-то степени умным человеком. Как можно было так ошибаться!

В этот момент Матиас услышал легкий шум поднимающегося лифта. Дверь открылась, и Татьяна ввезла Генриетту в бар «Лидо». Она даже успела сделать его матери прическу и подрисовать ей губы красной помадой. Мать выглядела настоящей дворянкой, и Матиас пожалел, что оставил дома в сейфе почти все ее украшения.

Он встал и пошел им навстречу, а после подкатил инвалидное кресло к столику и поставил его рядом с собой. С этого места вид на море был просто грандиозным.

— Пожалуйста, принеси моей матери кусочек клубничного торта и пирожное, — сказал он Татьяне. — И маленький кофейник с кофе. Без кофеина.

Матиас сомневался, что Татьяна, эта тупая дура, запомнит все, однако она, как всегда, преданно кивнула и пошла к буфету.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил он мать тихим нежным голосом, беря ее худую морщинистую руку в свою.

— Очень хорошо, — ответила Генриетта. — Здесь так чудесно!

— Меня это радует, мама.

Тупая дура вернулась с тортом в правой руке и балансируя на левой подносом с кофейником, чашкой, блюдцем, ложкой, сахаром и молоком.

У Матиаса перехватило дыхание, и он собирался уже отпрыгнуть в сторону, однако Татьяне удалось с грохотом поставить поднос на стол, даже не пролив кофе.

— Спасибо, — коротко сказал Матиас. — Иди и возьми себе кусочек торта, если хочешь.

Татьяне не надо было повторять дважды, и она снова затопала к буфету.

Матиас начал кормить мать. Хотя у нее уже получалось самостоятельно поднести ложку ко рту, но все же это было тяжело и длилось долго. Между кусочками торта он медленно и осторожно вливал в нее несколько глотков кофе, а после сразу же вытирал ей рот.

Он ненавидел все это и, конечно, мог бы заставить делать это Татьяну, однако замечал взгляды пассажиров и сам себе нравился в роли исполненного самопожертвования сына, который делает все, чтобы как-то скрасить жизнь бедной больной матери.

Кроме того, так Матиас хоть чуть-чуть успокаивал свою совесть, которая постоянно терзала его из-за того, что раньше он слишком мало заботился о матери.

Они провели в баре «Лидо» два часа, и все это время Генриетта говорила без остановки. Она вспоминала давние истории, которые Матиас знал наизусть, потому что мать рассказывала их каждый день. Затем у нее начали закрываться глаза, и она задремала. Матиас кивнул Татьяне, которая успела умять уже четыре куска торта, и та увезла Генриетту в каюту немного вздремнуть.