Приближался Денис со свежей порцией ваты. Я полез к нему обниматься. Он недовольно отстранился и выронил вату на бетонную дорожку.

– - Спасибо тебе, -- обиженно сказал он.

Я поднял палочку с запылённым комком и запихал её в ближайшую урну.

– - Дениска, я тебе сто таких куплю, -- сказал я.
– - Тысячу, миллион!

– - Ладно тебе, -- сказала Майя и обняла Дениса за плечи.

– - Ребята, пойдёмте кататься!
– - сказал я.

– - И жрать!
– - сказал Артём.

Он откусил огромный кусок ваты. Большая часть ваты осталась у него на щеках и на носу.

– - И жрать!
– - сказал я.

Продавщица, которая смотрела на нас через окошко билетной кассы, понимающе улыбалась. Я тоже ей улыбнулся. Я улыбнулся бы любому встречному.

Беззаботное ощущение летних каникул охватило меня. Аттракционы, игровые автоматы, тир, сладкая вата, мороженое, шарики, танцы под духовой оркестр. Завтра будет воскресенье, а впереди -- бесконечная жизнь, полная открытий и перемен.

И тут мне вспомнился мой сон.

ГЛАВА II. АПРЕЛЬ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Предсказание невменяемого Игната сбылось. Стена возле бокового входа в мэрию была исписана ругательствами. "Поганки" -- это было самое пристойное.

На двери чернело горелое пятно. В окне -- это было окно первого от входа кабинета -- кривыми зубьями торчали осколки выбитого стекла.

Дверь в первый кабинет была закрыта, и в коридоре было ещё темнее. Во втором кабинете находились двое. Карапчевский со сложенными куполом пальцами вышагивал в узком пространстве между столами, а какой-то усатый толстяк в костюме и галстуке тихо сидел на месте Дианы и просматривал бумаги. Карапчевский метнулся ко мне и пожал руку.

– - Уже слышали, да?
– - спросил он.
– - Ну, какие же они подонки!

Углы его губ от волнения ещё больше загибались вниз.

– - Ничего не слышал, -- сказал я.
– - Что произошло? Там такой разгром.

– - Вы не слышали новости?

– - Я же после учёбы, а потом сразу сюда.

– - Диана в госпитале, -- сказал Карапчевский и поморщился, как от боли.
– - Сегодня утром пришла раньше всех. Вандалы писали свои гадости на стене и жгли дверь. Она их спугнула, потом зашла в ту комнату. Они бросили камень в окно.

– - Что с ней? Они в неё попали?

– - Она запнулась, упала и ударилась головой об угол тумбочки. Сотрясение мозга. Вызвала неотложку и потом отключилась. Вы подумайте, сама успела вызвать неотложку!.. Это я виноват. Ведь мог прийти пораньше.

– - Не говори ерунды, -- сказал толстяк.
– - Ты ведь не развлекался. Скажи ещё, что я виноват. Мы все знаем, кто виноват.

Карапчевский представил меня толстяку, а толстяка -- мне.

– - Это Никита Максимович, мой брат, -- сказал он.

Никита Максимович привстал, чтобы пожать мне руку. Он был настоящий великан. Не только толстый, широкий, с шарообразным животом, с двойным подбородком, но ещё и высокий, широкоплечий, с могучей, выкаченной вперёд нижней челюстью. Тесный кабинетик, уставленный шкафами, был ему не по размеру.

Низкорослый, жилистый Карапчевский казался рядом с ним пигмеем. Как будто для того, чтобы объяснить эту разницу, Никита Максимович уточнил:

– - Двоюродный брат, двоюродный.

– - Один из основателей Инткома, -- сказал Карапчевский.

– - Ты преувеличиваешь мою роль, Саша, -- сказал Никита Максимович.
– - У комитета только один основатель.

Его лицо показалось мне знакомым. Я ведь видел его субботу. В холле мэрии, среди других мужчин в пальто. Ведь он одновременно был чиновником мэрии. Он меня, что не удивительно, не узнал. Но почему я его не узнал?

Никита Карапчевский -- второй человек в Инткоме, правая рука своего знаменитого брата. Его называли "Бульдог интеграции". Непонятно было, чего больше в этом прозвище -- уважения или насмешки.

– - А почему общественный помощник?
– - сказал он.
– - Бескорыстие -- это хорошо, но надо и материально поддерживать своих соратников.

– - Никита, кому ты это говоришь?
– - сказал Карапчевский.
– - Ты же знаешь, как у нас с деньгами. Тем более Иван -- студент, ему не привыкать к спартанским условиям.

– - Да не надо, -- вставил я.

– - Надо, надо, -- сказал Никита Максимович и мне, и Карапчевскому.
– - Сделаем так: выделим Ивану часть из моего жалованья. Никакие возражения не принимаются. Всё равно я получаю вдвое больше, чем мне нужно.