шагом направился к своим офицерам, прильнувшим к биноклям и монокулярам.

***

Во главе растянувшейся почти на весь пролив колонны русских кораблей, стоял

крейсер, на кормовом флагштоке которого гордо реял по ветру огромный Георгиевский

133

флаг. Крейсер, чье имя было известно всему миру. Крейсер, за кормой которого осталось

больше боевых миль, чем у любого другого корабля Российского Императорского флота,

участвовавшего в войне с Японией. Крейсер, грот-стеньгу которого украшали 11 Боевых

Георгиевских вымпелов.

Стройный четырехтрубный красавец, чей гармоничный, стремительный силуэт не

смогла подпортить даже рудневская владивостокская импровизация - баковая и ютовая 35-

калиберные восьмидюймовки за массивными щитами, по форме напоминающими те, что

стояли на пушках «Памяти Азова» до его модернизации в Кронштадте.

Корабль, весь облик которого, как бы олицетворял сегодняшний триумф военных

моряков Российской державы, приковывая к себе взгляды практически всех участников и

гостей Смотр-парада. Но для одного из них наш крейсер-герой был также и зримым

доказательством его личного, персонального триумфа. И человеком этим был вовсе не

адмирал Руднев. Больше того, он даже не был русским…

Наблюдая за тем, как среди дымных клочьев отгремевшего салюта царь Николай и

его немецкий гость поднимаются по трапу «Варяга», Чарльз Крамп, на чьей верфи был

выстроен крейсер - гордость Российского флота, поднеся к глазам небольшой бинокль,

украдкой, чтобы не заметили окружающие, смахнул неожиданно набежавшую слезу.

Сегодня пришел тот долгожданный день, когда он с полным основанием может

признаться самому себе, что в многолетней, трудной и рискованной игре он выиграл.

Выиграл вчистую! Выиграл, дерзко поставив на «зажиревшую, одряхлевшую кобылу»,

которую еще год назад в Штатах практически никто не считал фаворитом развернувшейся

морской гонки на Дальнем Востоке.

«Можете быть уверены, мистер Крамп, что расширение Вашего участия в развитии

мощностей судостроения и судоремонта на территории России, находит наше полное

понимание и согласие. Нам желательно, чтобы Вы приняли посильное участие в этом деле

не только здесь, на Дальнем Востоке и на Квантуне. У нас к Вам есть очень интересные

предложения относительно заводов у Черного моря.

С нашей стороны Вы получите полную поддержку. Государственные гарантии под

привлечение заемного капитала, льготы на таможне и налоговые. Наши распоряжения на

этот счет даны. Прошу Вас ознакомиться у господина Морского министра подробнее…»

И это было сказано царем при ВСЕХ! Даже при немцах. При Берте Крупп и всех этих

монстриках из ее окружения. Ну, что ж. Значит, у Руднева и в таких вопросах слова не

расходятся с делом: «Мы никогда впредь не будем класть все яйца в одну корзину»…

Восемь лет назад многие, даже его собственный сын и будущий наследник дела,

отговаривали Чарльза Крампа от борьбы за российский контракт. Слишком холодными

были отношения двух стран, слишком серьезными были тогда проблемы его фирмы в

Филадельфии. Конкуренты наступали на пятки, а Морское министерство, явно с подачи

Теодора Рузвельта и его ближайшего окружения, начинало уделять основное внимание

работе с государственными верфями. Или с теми из частников, кто готов был потакать

госзаказчику во всем. Но Крамп уперся: он решительно не желал, ни вводить в управление

своей компании «пенсионеров» из числа вышедших в тираж престарелых выпускников

Аннаполиса, ни делить прибыль с участливо подсказанными «нужными людьми». В итоге,

упрямого филадельфийца с лакомыми флотскими заказами стали обходить.

Но ныне все многочисленные страхи и треволнения позади. Как и ужасающая тень

извечной российской коррупции, растаявшая как утренний туман при словах «Государев

интерес». Как и огромная, титаническая работа, выпавшая на долю ему и тем из его

соотечественников, которые по его дерзкому предложению рискнули, приехав сюда, во

Владивосток, почти год назад.

А ведь здесь многие из них нашли не только заработок, не только новых друзей, но и