Шрифт:
— Помнишь правило «трёх Н»?
— Ещё бы! Я эти «нацеленность, настойчивость, неспешность» наверное до старости буду помнить.
Малфой издал сдержанный смешок.
— Ну тогда всё отлично.
Ребята встали посреди безлюдного коридора, в конце которого виднелось полотно с изображением Варнавы Вздрюченного в окружении танцующих троллей. Они переглянулись, оба прекрасно зная, что напротив этого полотна некогда был вход в Выручай-комнату.
— Как думаешь, там теперь глухая стена? — шёпотом спросила Падма.
— Скорее всего. Если Выручай-комната и сохранилась в замке, то вход в неё точно не здесь.
Двукрест отвлёк их от беседы характерным покашливанием.
— Так, для начала каждый из вас трансгрессирует вон туда, — он указал на дальний кубок, огонь в котором бликами отражался от стен и потолка. — Потом попробуем попарно. Ну, кто первый?
— Давай я, — шепнула Падма, и Малфой согласно кивнул. Когтевранка встала в центр коридора и сосредоточилась на кубке.
Нацеленность есть. Далее, настойчивость... настойчивость... И почему при этом слове мне в голову лезет Дин? Так, всё, соберись, сейчас не время! Я. Хочу. Попасть. Вон к тому кубку. Думаю, звучит вполне настойчиво. И неспешность. Поехали!
Падма крутнулась на месте и исчезла. Её привычно сдавило со всех сторон, но это продолжалось до смешного мало — через долю секунды она оказалась в указанном месте.
— Хорошо, мисс Патил, — Двукрест одобрительно кивнул. — Теперь вы, мистер Малфой.
Драко уже давно был сконцентрирован и в мгновение ока перенёсся в дальний конец коридора, оказавшись рядом с Падмой.
— Хорошо, — повторил профессор. — А теперь возьмитесь за руки и трансгрессируйте ко мне. Малфой, будете так называемым поводырём. Помните: всё то же самое, только не отпустите свой... эээ... багаж. Мисс Патил, вам нужно лишь держаться за поводыря. Давайте.
Падма ухватилась за руку Малфоя, и он, убедившись, что она держится крепко, перенёс их обоих прямо к Двукресту — так близко, что ему пришлось отшатнуться назад.
— Молодцы, молодцы... — немного растерянно сказал он. — Теперь поменяйтесь.
Под конец урока у Падмы немного кружилась голова, но это было ничто по сравнению с занятиями окклюменцией, которые состоялись в среду.
Этот предмет, вместе с не отделимой от него легилименцией, преподавал тоже министерский сотрудник, мракоборец Уильямсон. Он проникал в мысли и воспоминания своих подопечных, заставляя их сопротивляться силе разума. «Сеанс» легилименции был недолгим и, можно сказать, щадящим, но в конце дня Падма всё равно валилась с ног от усталости.
— У меня совершенно не осталось сил! Ни на защиту своего сознания, ни на что-то ещё... Я лучше буду весь день трансгрессировать туда-сюда, чем давать возможность чужому человеку раз за разом читать мои мысли, — жаловалась она Малфою, когда они покинули кабинет верхнего этажа Западной башни.
— Но мыслями можно манипулировать, — сказал он с таким непринуждённым видом, как будто речь шла о чашке чая. — Не закрывать сознание, а управлять им.
— То есть? — не поняла Падма.
— Ты показываешь легилименту те образы и воспоминания, которые считаешь нужным. Сосредоточься на чём-нибудь нейтральном... на тех же уроках. Что-то личное или неприятное всегда можно запрятать в дальний уголок памяти.
— Ух ты, надо будет попробовать!
Будучи истинной представительницей своего факультета, Падма всё схватывала на лету, и уже спустя неделю усиленных тренировок могла без особого труда выдавать в мыслях ту информацию, которую она сама хотела показать легилименту.
— Замечательно, мисс Патил, — похвалил её Уильямсон. — Я вижу у вас заметный прогресс. А мистер Малфой изначально здорово противостоял моим попыткам проникнуть в его разум. Вас этому где-то учили?
— Да, — ответил тот, почему-то помрачнев, — меня учил профессор Снегг. Правда, недолго.
— Он был прекрасным легилиментом, — с уважением сказал мракоборец. — Очень жаль, что подобные люди уходят от нас так рано...
На этот раз Падма была гораздо более довольна своими результатами и по пути на ужин искренне поблагодарила Малфоя:
— Спасибо тебе за подсказку! Теперь в моих мыслях Уильямсон видит квиддичные матчи или забавные случаи из нашего с Парвати детства.
— Да не за что, — неожиданно угрюмо ответил он, пребывая в какой-то апатии. — Обращайся.
С лица Падмы моментально исчезло ликующее выражение.
— Драко, что случилось? Это из-за... из-за Снегга?
— Не совсем. Я солгал Уильямсону. На самом деле, окклюменции меня учила Беллатриса.
— О... — Падма могла лишь смутно догадываться, насколько неприятно Малфою вспоминать о своей покойной тётушке, поэтому решила вернуться к начатому разговору: — За эту неделю Уильямсон увидел у меня в мыслях, наверное, уже половину моей жизни... Надеюсь, это его хотя бы развлекает!
— Я тоже надеюсь, — Малфой был явно рад перемене темы, — потому что в моих он читает какую-нибудь скукотищу вроде Международной конвенции волшебников 1289 года.