Раскладывая покупки в холодильник, забивая его почти до отказа, тянула время, как можно дольше. И плевать, что надо отписаться Косте в скайпе и дать задание, плевать на гору примеров на завтра. Когда мама в таком состоянии, во мне просыпается маленький супергерой, который хочет спасти её.

– Тимирязев уже в пятый раз звонит, - напомнила я о телефоне, выключая звук вовсе, чтобы не раздражал.

– Пусть звонит. Я потом его наберу, - по щекам скатились, стоявшие в глазах слёзы, и кто-то невидимый и неосязаемые крепко сжал в кулак мой маленький желудок. Стало больно и невыносимо стоять на прямых ногах. Подвинула стул и села на него рядом с мамой.

– Что случилось? Не держи в себе, - я просила её. Не приказывала и не манипулировала. Это была просьба.

В детстве мне вечно говорили, что если стучаться в дверь, то она откроется. И сейчас мама, до которой я хотела достучаться, открылась мне. Как оказалось, одна из родительниц ребёнка, с которым мама занималась танцами, устроила скандал, видите ли, её чадо слишком часто стало говорить о Боге. Что в этом такого мама поняла не сразу, а вот я догадалась о причине подобной реакции. На самом деле мне и спрашивать бы не пришлось, а уж тем более стучаться в дверь к этой образцовой мамаше. Её приход и скандал – уже показатель того, что ни церковью, ни верой эта дама не озабочена. Вообще религия для меня в последнее время стала щекотливой темой в разговоре с мамой. Она у меня человек религиозный, именно той старой закалки, мода которой заключалась в следовании всех каноничных праздников, соблюдении постов, частых походах в церковь, молитвах и прочее. Сказать, что мне не привили вот эту норму, значит ошибиться. С детства я была везде, где только можно, следовала всему, чему только можно, повторяла всё за мамой и сестрой. Отец, более терпимый, постится, следит за праздниками, хотя походы в церковь – не для него. Братья пошли в отца, оба причём, а мать довольствовалась покорной старшей сестрой и мной. В детстве я была сговорчивее, добрее и, наверное, милее. Сейчас назвать себя милой – почти оскорбление или, по крайней мере, лесть. В отличие от мамы, красивой голубоглазой женщины с правильными чертами лица и русыми мягкими волосами, я казалась не к месту. Сестра и «Петруша» пошли красотой в мать больше, а мы с Пашей – в отца. Хотя и у него не было таких тёмных волос, как у меня. Почти чернь, а не волосы, да ещё жёсткие, объёмные и трудно укладываемые в какое-нибудь подобие причёски. И глазами в отца я пошла. По детским фотографиям отца и моего деда можно было сказать, что я – их девчачья версия (авт. тире). Раньше это была отличная семейная шутка, от которой я краснела и убегала в другую комнату. Сейчас с ностальгией глядя на себя в зеркало, всякий раз вспоминаю ту шутку и понимаю, что мне бы хотелось чего-то и от мамы.

– Ещё одна непросвещённая, - именно эти слова кое-как успокаивали её, когда очередной раз она разочаровывалась в людях.

Потом была долгая сцена откровений и посиделок на кухне, вплоть до прихода отца с работы. Застав нас двоих, сидящими на кухне, с не приготовленным обедом и ужином для всей семьи, он хотел было поругаться для проформы, но вид мамы его убедил не раскрывать рот и не содрогать попусту воздух. Отправив маму отдыхать в зал, к телевизору, мы с отцом принялись готовить ужин. Как-то раз нам приходилось и рагу вместе творить, и борщ варить, и пельмени лепить. Если честно, мы достаточно много раз вместе что-то делали. Наверное, всё потому, что каждый из нас по отдельности в сравнение с мамой не идёт, а вот вместе мы чего-то да стоим. Отец рассказал, что на работе назревает новое дело, и со следующей недели официально будет встречаться уже с заказчиком. В общих чертах в курсе, поэтому выходные проведёт за книгами и пособиями, чтобы подготовиться ко встрече. Вот, за что я люблю его: он всегда идёт подготовленным. На любую встречу идёт с багажом знаний и каким-то козырем. Обычно именно это даёт ему колоссальное преимущество. И так неловко между нами завязался разговор о моём будущем, что даже фаршированный перец показался мне противным.

– Ты же знаешь, что у меня развито и гуманитарное направление, и техническое. Плюс, в художественной школе училась. Так-то не пропаду, а вот с профессией определиться трудно, - вяло отвечала я, набивая перец фаршем.

– Ты в любом случае не пропадёшь, - воодушевляющее говорил он, - но меня интересует твоя профессия, то, что будет приносить тебе стабильный доход. Мы с мамой должны быть спокойны за твоё будущее, ты же знаешь.

– Конечно, знаю, - ну, а что я могу поделать? Прямо сейчас искать в интернете тест на профориентацию?

– Мы не всегда с мамой сможем тебя обеспечивать и рядом тоже не всегда будем. У тебя, конечно, есть братья и сёстры, но ты, насколько я знаю, не из тех, кто легко нахлебничает на шее другого. Найди, наконец, то, чем хочешь заниматься в будущем, чему хочешь посвятить жизнь, - спокойствие и умиротворение. Вот так плавно сходить с больной темы умел только мой отец. Плавно, без упрёков и преждевременных выводов, но, тем не менее, он напомнил о том, что в этом мире я могу оказаться одна, и в этот момент либо сама себя вытяну за шкирку из пропасти, либо останусь в ней до конца.

– А что, если мама не одобрит моего выбора?

– У неё есть Варя. А ты должна быть собой, иначе второй Вари мы не выдержим. Но в пределах разумного само собой, - отец улыбнулся самой тёплой улыбкой, и я поняла, что безумно скучаю по нашим посиделкам и воскресным вечерам в моей комнате, когда мы обсуждаем какого-то исторического деятеля. Как жаль, что в эти выходные отец занят делами. Но, может быть, мне удастся на часок отвлечь его от бумаг и пособий, чтобы обсудить что-нибудь интересное?

В пятницу, которая состояла из трёх пар и сорокаминутного классного часа, мне было не до уроков или обсуждения падения чьей-то успеваемости. Даже моя собственная успеваемость не могла мне подарить такого энтузиазма. Всё дело было в Ларе: её отец – психолог, и она предложила сегодня сходить к ней, чтобы проверить, на что я гожусь. Это было не то чувство ответственности, мол, сегодня решится моя судьба. Лара сказала, что там будут всякие тесты на выявление личности, взаимосвязи с окружающим миром, темпераменты и прочая лабуда, которая мне нравилась в глубине души, но тратить своё время, разыскивая в интернете тесты (большая часть которых – наглая подделка) мне не хотелось. Так что, подчиняясь своему щенячьему восторгу, с трудом сидела на классном часу, переглядываясь с Ларой взглядами. Ксеня, конечно, пойдёт со мной, потому что тоже хочет узнать о себе, но её радость была сейчас направлена несколько в иное русло, и разделить мою эйфорию, несравнимую со своей собственной, она не могла.

Елена Александровна заявила сегодня о том, что пора бы определиться с субботой, потому что все лицеисты должны ходить на консультации и курс лекций в субботу. «Шестидневку вам, мои дорогие, никто не отменял». Пожалуй, я бы и дальше считала её забавной тёткой, искренне нас любящей, если бы не тот разговор о практиканте. Она спрашивала каждого, кто и куда точно пойдёт уже завтра, но были и такие несмышлёныши, как я, которые до сих пор не знали, чего хотят, и, как следствие, не знали, куда идти. Едва куратор нас отпустила, я почти бегом ринулась к двери. Оставил меня лишь оклик Елены Александровны, которая просила меня остаться.