Чем больше людей отмечал в журнале практикант, тем сильнее Ксюша дёргала меня за плечо. К ней неумолимо быстро подходила очередь, и, брякнув фамилию, парень (мужчина?) не взглянул даже на неё(о, чудо!). Я победно завершала эту детскую перекличку, обыденным тоном и голосом, да и пыл подруги сзади утихомирился, вот только практикант решил задавать вопросы сначала отличницам, а потом уже всем остальным. Хотя начал он традиционно со старосты. И тут, наверное, в первый и последний раз в жизни, Ксеня пожалела, что она отличница.

– Леонов, значит, - Егор Дмитрич обошёл кафедру и присел вполуоборот на стул, спиной к Женьке, созерцая поднявшегося из-за стола Костю. – Ну, рассказывай. Каким образом тебя занесло в лицей, пойдёшь ли дальше в университет или собираешься в другом городе учиться?

– В лицей меня родители направили, да и я тут почти весь девятый класс провёл на дополнительных, - и как ему удаётся так непринуждённо вести беседу под таким взглядом? Ксюша, наверное, сквозь стенку хочет пройти – настолько жмётся к ней, скрываясь за моей спиной от практиканта. – В университет собираюсь наш, на экономический.

– А чем увлекаешься? – наверное, со стороны это должно выглядеть, как беседа милого нового преподавателя, который искренне хочет подружиться со своими подопечными из-за небольшой разницы в возрасте, но не выглядит так.

– Танцами и музыкой. На гитаре играю.

– Ладно, кто у вас тут хорошо учится? Называй по очереди людей. Когда дойдёшь до троечников, остановись, - практикант поднялся со стула и прошёлся к своему креслу, готовясь к чему-то очень жаркому.

– Абрамова Оля, - Ксеня развернулась к старосте и умоляюще смотрела на него, шепча одними губами, чтобы он не называл её имени вообще. Но это не скрылось от взгляда коршуна в учительском кресле, однако он смолчал.

– Значит, ты отличница, - злопамятно усмехнулся практикант Ольке. – Как думаешь, ты больше умная или красивая?

Она покраснела от растерянности и смущения одновременно. Класс не знал, как реагировать на это: вроде смешно, а вроде это же Абрамова – красивая и умная, списывать даёт, активистка. А практикант сидел себе, как ни в чём не бывало, словно созданная напряжённая атмосфера, катаклизм, явно не его рук дело. Среди всеобщего шёпота и гула я услышала протяжной стон подруги, которая вот-вот была на грани срыва. И, воспользовавшись суматохой и спиной Жени, которая надёжно скрывала все мои поползновения головой, бросила «перестань паниковать», чтобы хоть как-то вразумить истеричную натуру.

– Ладно, не смущайся. Красоту вижу, а ум – нет пока. Продемонстрируешь позже. Хочешь что-то рассказать о себе? – вот так вот взял и своим беспардонным унижением отбил у Ольки всё желание к себе. Может, это была его цель изначально? Если у него закрутится роман с ученицей, да «в стенах нашего уважаемого лицея» (так говорила заместитель директора по воспитательной части), то не миновать беды ни практиканту, ни ученице, ни Светлане, ни университету, ни лицею. Всё-таки престижное учебное заведение, и скандал любой, даже самый маломальский, отразится на репутации очень скверно. – Нет? Тогда следующий.

– Сазонова Женя.

– А, так ты тоже отличница? – с лёгкой улыбкой (ещё тогда я не знала, что это та сама садистская улыбка) поинтересовался он. – Ну, расскажи о себе что-нибудь, что будет интересно услышать всем.

– Ну, я, похоже, единственная в своём роде, которая умудрилась заработать ваше плохое расположение к себе вполне безобидным вопросом, - она не улыбалась, говорила чуть с опаской, но её ответ позабавил практиканта. В ту секунду я и поняла, насколько он садист. «Он очень садист».

– Знаешь, а ты мне нравишься, - судя по трясущимся рукам отличницы, она ожидала чего угодно, но не этого. – Ну, что, Женя, доклад можешь не делать, а передай его тому, кого Леонов назовёт после тебя.

– Острова Лариса, - Костя с молчаливым извинением глядел на скромную, зажатую Лару, которая так восхитилась наружностью практиканта и разочаровалась в характере, что встать она так и не удосужилась.

– Острова, поднимайся. Ты меня боишься, что ли? – нет, ну, каков наглец! Говорить такое в лицо девушке, которая и глаз на него поднять не смеет. – Ладно, сиди. Я с тихонями не общаюсь. Женя, она всегда такая?

Сазонова чуть дёрнулась, когда практикант назвал её по имени, словно выделил из всех в классе, и всё равно кивнула, не смея раскрыть рта. Комок в горле и за Лару, которую подставила с докладом, и за Костю, который не смог соврать, и за себя, что своей серьёзной натурой привлекла новичка. Костя назвал фамилию Ксени, и мягко, очень мягко опустилась её ладонь с моего плеча. И вместе с этой ладонью я ощутила, как увядает надежда подруги, что практикант её не узнает. Но судя по его всё той же садистской улыбочке, он узнал, вспомнил, как она просила старосту о чём-то, догадался о сути её просьбы и произнёс: