– Ты вот ни за что не отгадаешь мое самое заветное желание, – захлебываясь, говорил он. – Я хочу жениться на тебе как можно скорее. А еще я хочу мальчика и девочку. Сынок пусть будет похож на меня, ну а дочка – на тебя. Такая же нежная, красивая, с такой же бархатной кожей… – он провел рукой по девичьей щеке.

Юное доверчивое создание, тараща на ловеласа круглые, василькового цвета глаза, почти не дышала. Перед ней выстроились в ряд шесть стаканов с чаем. Видимо, у Ромашкина на настоящий момент наблюдался финансовый кризис.

– Пей, любимая, – говорил он.

Девушка давилась чаем, но обижать кавалера не хотела.

Елизавета прокашлялась.

– Здравствуй, Саша! – улыбаясь, пропела она. – Вот так встреча.

Лицо Ромашкина исказила легкая судорога. Молодая спутница Ромашкина заинтересованно взглянула на Елизавету. В ее глазах мелькнуло что-то вроде ревности.

– А-а, это ты? – голос Ромашкина источал раздражение.

– Ты не извинишься за меня перед своей женой? Я обещала ей на днях занести английскую соль. Но пока мне не представилось подходящей возможности.

Девушка обеспокоенно взглянула на своего кавалера. Тот покрылся пятнами, но постарался вывернуться:

– Ты имеешь в виду Жанну? Но ты же в курсе, мы недавно расстались.

В глазах Дубровской заплясали бесята.

– …вернее, мы собирались разъехаться. Это вопрос уже решенный. Ведь я ее никогда не любил, – в его голосе слышалась неуверенность. Он не знал, насколько далеко может зайти Елизавета в своих разоблачениях.

– А как твои ребятишки? Надеюсь, все здоровы? Сколько их у тебя? Двое? Трое? Ах, они такие пупсики! – Дубровская заулыбалась молодой спутнице Ромашкина, как бы призывая ее порадоваться чужому счастью.

Красотка заерзала на стуле. Ромашкин был вне себя от ярости.

– Спасибо. Чего это ты, Дубровская, стала такой внимательной? Раньше я за тобой такого не замечал.

Девушка пулей вылетела из-за стола, за ней – Ромашкин. До дверей их проводил насмешливый голос Елизаветы.

– Куда же вы? Ты даже не познакомил меня со своей племянницей!

На столе сиротливо стыли шесть стаканов чая.

Елизавета уже изнывала от безделья, когда к ее столику неторопливо подошел Василий.

– Ну наконец-то! – выдохнула она. – Не прошло и полгода.

– Вы хотели сделать заказ? – невозмутимо спросил официант.

– Да ты что? Какой заказ? Ты меня не узнал? Мы с тобой как-то здесь встречались и договаривались об одном дельце.

Василий не потрудился даже изобразить недоумение.

– Я сожалею, но вы меня с кем-то путаете.

Елизавета даже поперхнулась от неожиданности.

– Как это путаю! Мы сидели с подругой вон в той кабинке, ты нас обслуживал…

– Вполне возможно.

– Еще как возможно! Мы говорили с тобой о Макарове, о том конфликте, который произошел здесь прошлым летом…

– У меня нет привычки обсуждать ни с кем своего хозяина, даже бывшего. С вашего позволения, мне надо идти…

– Но постой! – всполошилась Елизавета. – А как же Куролесин? Как же кофейник, который опрокинули на твою ногу? Как же наша договоренность?

– Я никогда не слышал фамилию Куролесин, – бесцветно сообщил Василий. – А кофейник я действительно уронил, но по вине некоего Перевалова. Был здесь такой субчик!

Елизавета беззвучно хватала ртом воздух.

– Но ты же говорил!..

– Я ничего не говорил, и вообще я вас раньше никогда не видел! А теперь я вынужден идти. Меня ждут дела.

Дубровская не знала, что и ответить. Вдруг ее осенило. Ну конечно! Какая же она недогадливая! Она расстегнула сумочку.

– Взгляни-ка, Василий!

Халдей вытянул шею.

– Ну, а теперь ты что-то начинаешь вспоминать?

– Что вы имеете в виду? – официант напрягся.

– Здесь триста баксов, – Елизавета перешла на шепот.

– Ну и что?

– Как это «что»! Мы же договаривались… А-а-а! Ты, наверное, хочешь больше?

– Всего хорошего, сударыня, – церемонно откланялся Василий. – Вы зря теряете время.

Елизавета осталась одна. Она ни черта не понимала. У Василия проснулась совесть? Или же…

Расплатившись за сок, она вышла на улицу. Солнечный свет подействовал на нее успокаивающе.

«Ну что ж, и здесь осечка. Вызывать его в судебное заседание теперь не имеет смысла…»

Отогнув тяжелую портьеру, за ней наблюдал Василий. Увидев, как машина Дубровской тронулась со стоянки, он облегченно вздохнул и мелко перекрестился.