Шрифт:
— Мисс Уизли, нас не предупредили, что вы планируете на сегодня поездку, — говорит один из отдела международников по имени Никсон после того, как они успешно проводили меня в маленький офис подальше от толпы.
Я стараюсь не закатить глаза и не выглядеть стервозно (но конечно иногда мне это трудно дается).
— Я никому не обязана отчитываться, если собираюсь куда-то ехать, — резко отвечаю я.
— Конечно нет, — быстро говорит он. — Но из соображений безопасности, лучше предупреждать заранее.
Я лишь трясу волосами и даже не забочусь что-то ответить. Нет смысла спорить, потому что до сих пор есть люди, уверенные, что меня могут похитить или убить. Не знаю, где они были, когда меня похищали по-настоящему. Теперь я достаточно взрослая и могу сама о себе позаботиться, но они только еще больше беспокоятся. Конечно, сейчас все не так ужасно, как было, когда мама только заняла кресло, и министерство наняло кого-то следить за мной все лето… Мне пришлось пойти к дяде Гарри и поплакаться (в прямом смысле), чтобы он прекратил этот бардак. Они пытались устроить это снова, когда я переехала в Ирландию, но, к счастью, мне удалось их убедить, что я сама со всем справлюсь. Но сами видите, какая наступает жопа, когда я решаю путешествовать и дело доходит до международного отдела.
— Куда вы планируете отправиться? — с фальшивой добротой спрашивает Никсон. Его три придурка маячат здесь, словно какая-то охрана.
— Я еду в Татсхилл, — четко отвечаю я. — Посмотреть, как мой парень играет в квиддич, — я скрещиваю руки на груди. — Если на этом все, то дайте мне просто заполнить бумаги и двигаться дальше, мне нужно торопиться.
— Конечно, — живо отвечает Никсон. — Мне только нужно связаться с британским министерством и предупредить о вашем прибытии.
Я знала, что наверняка так и будет, потому что так бывало уже много раз, но это все равно не удерживает меня от желания завопить и начать рвать на себе волосы. И я знаю, что это продлится вечность, поэтому падаю на стул и с нетерпением жду, пока Никсон и один из его приятелей выходят из комнаты. Со мной все равно осталась парочка из них, что просто чудесно. Интересно, так себя чувствуют заключенные? Я громко вздыхаю, чтобы показать свое раздражение, и начинаю теребить заусенец. Лола меня за такое бы убила, удивительно, что она не привязала меня и силой не сделала маникюр.
После, как мне показалось, семи часов (хотя, согласно антикварным часам на столе, семи минут) авроры возвращаются:
— Ваш дядя хочет с вами поговорить.
Господи боже. Уф. Я закатываю глаза и рывком поднимаюсь. Когда Никсон придерживает для меня дверь, я нарочно задеваю его и громко топаю по коридору туда, где светится огонь и где, наверняка, среди пламени парит голова моего дяди.
Я ничего не говорю, просто стою со скрещенными руками и жду, что он хочет сказать. Как оказалось, говорить ему нечего, кроме нескольких вопросов.
— Что ты делаешь?
— Я хочу поехать на квиддичный матч, — отрывисто отвечаю я, зная, что должна следить за своим тоном, если не хочу попасть в неприятности. Потом я думаю, что глупо волноваться о неприятностях, когда я так далеко, хотя уверена, они как-нибудь умудрятся их мне устроить.
— Какой матч?
Вот от этого мне хочется закричать. А про какой на хрен матч он думает? Может он считает, что я жажду посмотреть, как играет Джеймс? Боже.
— Скорпиуса, — говорю я, подмечая очевидное.
— Твои родители не говорили, что ты едешь в Англию.
— Они не знали, — выплевываю я. — Я только решила, — я успокаиваю свой тон, когда он расстреливает меня Взглядом.
— Разве у тебя нет занятий?
Глубокий вдох. Я говорю себе это снова и снова, потому что мой первый инстинкт — сказать ему отвалить и не лезть в мои дела. Я знаю, что, если сделаю это, мне достанется, не говоря уже о том, что он наверняка запретит мне въезд в страну.
— Я могу потом все нагнать, — спокойно отвечаю я, и это, наверное, не ложь. Мне плевать.
— Тебе не кажется, что прохладно для такого платья?
О, великолепно. Я пытаюсь не краснеть, но это просто стыдно, когда тебя поучают в присутствии незнакомцев. В конце концов я не ребенок.
— Я в порядке, — бормочу я, немного ненавидя его за то, как он меня позорит. — Пожалуйста, могу я, наконец, идти? Я опаздываю…
— Роуз, я не думаю, что ты должна пропускать занятия.