Как оказалось, мама не согласна, потому что она опрокинула стакан и выпила все сама. Я просто смотрел, как папа без слов протягивает бутылку, чтобы она могла налить себе еще. Это была странная ситуация: стоять на кухне и смотреть, как родители пьют крепкое спиртное, а мое собственное лицо глядит на меня с газеты.

– Так… – наконец тихо сказал я, когда показалось, что они забыли, что я вообще в комнате. – И что мы будем делать?

Мама довольно громко вздохнула, а потом, очень не в мамином стиле, подпрыгнула и села на столик, болтая свисающими ногами.

– Скажем правду, – сказала она так, словно это само собой разумеется, а потом пожала плечами, будто это неважно.

И тут я уже был полностью уверен, что они надо мной издеваются.

– И что? – недоверчиво спросил я. – Мы просто скажем: «А, да, точно, он ее обрюхатил, и нет, ее родители не знали, но теперь-то уж точно знают! И нет, они не встречались, когда это случилось, ну и что, это же фантастика!»? – Я посмотрел на них так, словно они оба спятили.

Но мама лишь кивнула.

– Ну да, вроде того. Я имею в виду, а что еще мы можем сделать?

– Ты, нахер, меня наебываешь? – спросил я в полном шоке.

Мама, конечно, тут же ухватилась за возможность и неодобрительно сузила глаза:

– Следи за языком…

Я не обратил внимания, конечно.

– И что тогда? Дерьмо случается, давайте утремся? Это все, что мы скажем?

– Нам больше нечего сказать. Это ведь правда, так? Мы не можем отрицать теперь, когда через несколько месяцев появится железное доказательство, верно?

Вообще-то можем.

Я подумал это, но, конечно, не сказал. Не знаю почему, но что-то во мне было уже чертовски близко к тому, чтобы сказать им правду. Я ужасно хотел сказать им, что мы можем все отрицать, потому что это ложь, и у меня не будет ребенка, и они и рядом не близки к тому, чтобы стать бабушкой и дедушкой.

Но я не сказал.

Я лишь покачал головой и снова посмотрел на газету, чувствуя все большую и большую боль в животе. Я чувствовал, как родители смотрят друг на друга, и у меня было ощущение, что они вовсе не так спокойны, как кажется. Казалось, что они решили быть спокойными ради меня. По крайней мере, так я себе сказал – это помогло мне почувствовать себя лучше.

– Ты собираешься сделать заявление? – спросил я, глядя на маму, которая продолжала пить свой виски. Она медленно кивнула. – И когда?

– Позже, – спокойно сказала она. – Их собирают вместе, – она кивнула в сторону гостиной, откуда все еще доносились голоса.

– Вы не должны им помогать?

– Справятся, – решительно сказала она и посмотрела на отца, прежде чем снова повернуться ко мне. – Мы должны с тобой поговорить.

Ну, вот и оно.

Это должно было случиться. Они собираются наехать на меня за то, что я самое большое, нахрен, разочарование, что они могли себе вообразить. Они собирались указать, что даже моя сестра, которая состоит (или состояла) в серьезных отношения, что даже она сумела не попасть в такое положение, как я. Они собирались сказать все те вещи, которые родителям полагается говорить своим детям, когда те попадают в скандал с подростковой беременностью. Папа уже выступил со своей партией, но мама оставалась зловеще спокойной все это время. И теперь это должно было измениться.

Вот только не изменилось.

– Все очень изменится, – медленно начала мама. – Я знаю, что тебе, наверное, не хочется это слышать, но мы просто хотим, чтобы ты знал,– она медленно вздохнула, – все будет хорошо.

Я посмотрел на нее и увидел, как она волнуется и как она напугана, но она действительно изо всех сил старалась сохранять все настолько нормальным, как можно. Ради меня. Папа тоже старался больше не злиться. Он старался смириться с этим и принять это, не превращая в трагедию.

И, возможно, никто из них в это не верил, но, по крайней мере, они оба старались.

– Так что, если что-то понадобится, – серьезно продолжила она, – мы поможем. Ты ведь знаешь, что мы всегда будем с тобой, верно?

Я молча посмотрел на нее и кивнул, а потом оглянулся на папу, который приподнял брови, глядя на меня. Он не собирался быть таким сентиментальным, как мама, и говорить, что он меня поддерживает, что он все для меня сделает и все мне даст, но он имел это в виду. И да, на секунду показалось, что все было хорошо.

Но теперь я в реальном мире, и я вас заверяю, все совсем не хорошо.

Понимаете, я не только в реальном мире, но я и снова в школе. Школа, на случай, если вы не знаете, место пострашнее так называемого реального мира. Почему? Потому что она набита сплетничающими подростками, которые притворяются твоими друзьями, а потом болтают гадости за твоей спиной. Иногда они даже не притворяются друзьями. Иногда они злобствуют глядя прямо тебе в лицо, и я не знаю, что хуже.

Мария ушла из школы насовсем. Ее родители были просто в ярости, когда узнали, и пытались заставить ее сразу же покинуть школу, но ей уже семнадцать, и она по закону вправе принимать свои решения, так что она отказалась. Но долго это не продлилось – два-три дня бесконечных выслушиваний разных ужасных вещей о ней, и она ушла добровольно. Я, вообще-то, пытался ее остановить, но она сказала, что больше не может это выносить. Она сказала, что может закончить школу позже, если сможет с этим справиться, пока будет растить младенца. Сомневаюсь, что это возможно, так что, я думаю, она потеряла шансы получить образование.