Может это действительно кошмар? Может я еще не проснулся? Все еще сплю в 48 году? Господи, пусть это будет так.

Машина остановилась у входа в мою квартиру – шикарный подарок дяди после моего окончания школы. Все-таки это чересчур для меня, не смотря на то, что привык жить в роскоши и ничему себе не отказывать, всё–таки у меня был свой стоп-предел, который отсутствовал у младшего брата. «И что он не купил сразу дом в Белгравии? Все равно подразумевается, что наследник банкирского дела в будущем будет жить там»,- злобно пронеслось у меня в голове, когда выходя из машины, смачно наступил в лужу.

Открыв дверь, я сразу услышал французскую трескотню брата по телефону. Похоже, он разговаривает с мамой. А может и с отчимом.

– А вот и он. Ну ладно, пока! – Заспешил попрощаться Рафаэль, увидев меня в прихожей разувающимся и вешающим мокрую куртку. – Слушай, я знал, что дядя стал твоей нянькой, но чтобы настолько! Он уже пару раз звонил - спрашивал, доехал ты или нет, как приедешь домой, так сразу ему позвонить.

Но внимательно вглядевшись в мое лицо, он тут же сменил тон на серьезный: «Гидеон, что-то случилось?»

– А что?

– Да, ты будто сам не свой. Бледный какой-то, небритый. И с каждым днем все мрачнее.

Я скорчил гримасу. Младший братишка хочет побыть психологом?

– Какая разница, что случилось!

– С девушкой своей поругался что ли?

– С девушкой? У меня есть девушка?

Этот вопрос очень развесил брата. Моя голова прекратила вообще работать. Любой мыслительный процесс давался с трудом и болью. А сердце работало просто механически, как и все остальное тело.

– А разве твоя подружка по прыжкам во времени уже не твоя девушка? – Ехидно заметил Рафаэль. При упоминании Гвендолин, сердце рефлекторно сжалось.

– Гвен …, - я подбирал слова, как бы объяснить брату, чтобы себе не сделать больно и ему не давать повода для колкостей, - она не моя подружка… на данный момент мы не встречаемся. И, чтобы ты не замучил вопросами, она просто пропала где-то в прошлом и не вернулась. Сейчас весь Лондон ищет ее, и я не знаю, где она, очень переживаю и…

В этот момент заверещал телефон. Это был Фальк. Я поднял трубку, а мое сердце сделало кульбит в ожидании хоть каких-то новостей.

– Да! Вы нашли ее? – выпалил сразу в трубку.

– Нет, Гидеон, ничего пока нет. Но мы не сдаемся. Я просто позвонил узнать, доехал ли ты домой.

Во мне опять всё умерло.

– Да, доехал…

– Ну и хорошо. Будем на связи, - произнес Фальк и тут же положил трубку. Частые гудки сменили его, а от них образовался ком в горле и в глазах защипало. Я опять почувствовал, что близок к слезам. Второй раз за день. Хотя я не плакал с детства.

– Как это пропала? – вернул меня на землю Рафаэль.

Я тяжело вздохнул, прогоняя прочь непрошеные слезы.

– Вот так. Элапсировала и пропала. Я и сам толком ничего не понимаю.

Я ожидал, что он сейчас опять задаст вопрос, но вместо этого Рафаэль поднялся с дивана, потрепал сочувственно меня по плечу и пошел в сторону лестницы со словами «я - спать».

Я остался один в гостиной, в которой царил бардак, такой же, как у меня в душе.

На кофейном столике стояли три кружки с разной степенью выпитого кофе в них, одна даже использована Рафаэлем, как пепельница, забытый им Макбук, лежащий на каких-то распечатанных листах, раскрошившееся миндальное печенье и россыпь фантиков. На полу разбросаны учебники и энциклопедии, на рояле валялась треуголка, пиджак с эмблемой Сент-Леннокс, бутылка недопитого вина и ваза с завядшими цветами от Шарлотты. Не менее неряшливо и экзотично смотрелось кресло со смятым пледом на нем, парой носков, шпагой и висящей на ручке каской поло. Завтра должна прийти уборщица. Но все равно надо хотя бы раскидать вещи по местам перед ее приходом.

Телевизор над камином был включен на канале BBC4 , где вещали новости культуры. Как будто в час ночи кому-то это интересно.

Я рухнул на диван и закрыл глаза. Голос ведущей звучал издалека, ровно и спокойно, как будто мантра:

«…на книжной ярмарке, которая пройдет в Лондоне, 50 писателей, поэтов, публицистов, литературоведов и критиков из России представили российскую экспозицию. Мероприятие начнется в понедельник в выставочном комплексе Earl’s Court Лондона.

В Германии найден женский портрет ,предполагаемый кисти великого английского портретиста 18 века Томаса Гейнсборо. Об этом портрете…»

Голова гулко отозвалась болью и я выключил телевизор. Теперь меня окружала тишина.

Перед глазами плясали голубые огоньки, внезапно превратившиеся в пронзительные девичьи глаза. Вот они смотрят на меня так нежно, так желанно. Черные длинные ресницы обрамляют их и оттеняют. Вот они застенчиво смотрят вниз, а через секунду врывается воспоминание холодного отчужденного взгляда, где небесно-голубые глаза жалят острее тысячи стрел. Гвен…

Гвенни… Где ты? Я боюсь за тебя, я за себя боюсь. Что мне делать? Гвен, подскажи. Я все отдал бы лишь бы ты рядом была, пускай рассерженная, обиженная мною, ненавидящая меня , но живая, здоровая, здесь и сейчас. Вчера набирал твой номер ,чтобы сказать как тебя люблю, а у тебя все время было занято, а потом меня остановили эти пророчества, эти чертовы Сен-Жерменовские предсказания, где ты в каждом рефрене умираешь за меня. Я сойду с ума! Еще чуть-чуть и я сойду с ума, либо моя голова разорвется в миллионы осколков.