Шрифт:
Версия Ахмедова была такая. Уровень подготовки исполнителя взрыва был очень низок. Он, якобы, слишком рано снял мину с предохранителя, в результате чего взорвался сам. Но самое страшное, что произошло в результате предательства Ахмедова, — это то, что турки узнали подлинное имя осужденного Павлова: Мордвинов. И хотя некоторое время спустя турецкий кассационный суд отменил приговор из-за многочисленных нарушений процессуальных норм и направил дело на новое расследование, советским агентам, теперь уже окончательно раскрытым, нечего было надеяться на оправдательный приговор. Им просто незначительно сократили сроки заключения. После суда над Павловым (Мордвиновым) и Корниловым резидентом в Турции стал Михаил Батурин.
Прошло два года, и на фронтах Второй мировой войны произошли серьёзные перемены. Теперь сама мысль об участии в войне на стороне Гитлера была для Турции абсурдна. Турецкие власти пересмотрели своё отношение к делу о взрыве на бульваре Ататюрка.
Президент Турции Исмет И неню своим указом амнистировал Павлова и Корнилова и к ним в придачу 100 (!) захваченных турецкими спецслужбами агентов ГРУ и НКВД, а также фронтовых и армейских разведорганов (главным образом, работавших в районах проживания грузин и армян в Турции). В августе 1944 года Мордвинов и Корнилов были освобождены из тюрьмы в Анкаре и вернулись в Москву.
М. Батурин
Сейчас некоторые историки говорят: «операция по покушению на фон Папена была провальная». В одной из последних бесед с Павлом Анатольевичем Судоплатовым он откровенно признался, что точного результата операции он не знал. Должен ли был фон Папен погибнуть или достаточно было только скомпрометировать спецслужбы Германии или Великобритании. В любом случае версия гестаповской провокации была воспринята немецким генералитетом вполне всерьёз. Путь к власти в случае отстранения Гитлера для фон Папена был отрезан.
Правительственные награды получили все участники этой операции. Точнее, почти все. Не была представлена к награде Муза Малиновская. Когда она выразила по этому поводу свою обиду Эйтингону, он заметил: «Ну, во-первых, мне неудобно представлять тебя к награде, потому что теперь ты моя жена. Во-вторых, самая большая награда, которую ты можешь получить за эту операцию, — это, если все забудут, что ты имела какое-то отношение к государственной безопасности и к этому заданию». В душе у Музы, тем не менее, осталась горечь обиды. Тогда она ещё не могла предположить, что отец, как более опытный человек и профессиональный разведчик, прошедший огонь, воду и медные трубы и знающий, как спецслужба может порой «отблагодарить» за участие в любой операции, был прав во всём, что он делал.
Кроме того, он сознавал, что шла война. Он знал, как сильны немцы. Сколько будет жертв…
Если у Музы и был повод для огорчения, то был и другой — для радости. Сама жизнь наградила её: большой любовью человека, который за время операции стал ей родным.
Разбирая недавно папины вещи по просьбе одного из музеев спецслужб, мы обнаружили на дне чемодана газеты от 23 и 25 февраля 1942 г. Операция в Анкаре проходила 24 февраля. Эти газеты были приобретены в консульстве СССР в Турции, привезены в Москву и сохранены нашими родителями.
Дочь Эйтингона Муза Малиновская с П.А. Судоплатовым и его сыном Анатолием. Май 1995 года.
Фото сына Эйтингона Леонида (публикуется впервые)
Глава VI. «МОНАСТЫРЬ», «БЕРЕЗИНО»…
Когда Муза вернулась из Стамбула в Москву, ей предстояли новые задания — ведь она была членом ОМСБОНа.
Но Эйтингон просил её в своих письмах из Турции не принимать никаких предложений, связанных с работой, которые бы потребовали выезда из Москвы, умолял Музу дождаться его приезда. Он вполне справедливо опасался того, что фронтовые пути-дороги разведут их в разные стороны, и найти друг друга потом будет очень сложно.
После возвращения на родину Муза Малиновская была направлена инструктором по парашютной подготовке бойцов ОМСБОН — Отдельной мотострелковой бригады особого назначения.
ОМСБОНовцы перед боевым заданием
В Москве и в Московской области готовились большие группы парашютистов, которых засылали в партизанские отряды на захваченной гитлеровцами территории.
ОМСБОН был во всем необычной бригадой. В одном батальоне, предназначенном для диверсионных заданий, было немало спортсменов-лыжников, парашютистов, снайперов, причём лучших из тех, кого мог рекомендовать комсомол.
В другом батальоне были почти одни иностранцы. Тут много было испанцев, старых знакомых и учеников Эйтингона. Среди них была и уже знакомая нам Мария де лас Эрас Африка, которая по заданию Москвы в тридцатых годах была секретарем Троцкого.
Всеволод — брат Музы, прошёл Финскую и Отечественную войны с первого до последнего дня
Муза работала не с иноcтранцами, а с теми бойцами ОМСБОН, которых направляли в партизанские отряды. Нередко в тыл к немцам посылали специалиста, которому по состоянию здоровья был разрешён только один парашютный прыжок. Это значило, что специалиста в этом случае надо было подготовить так, чтобы он всё изучил теоретически, чтобы все движения у него были доведены до автоматизма, а на практике у него был бы тот самый единственный прыжок на захваченную врагом территорию.