Только не судьба уйти от погони лихому всаднику.

Навстречу в серых сумерках по мосту через ручей шла отбившаяся от стада корова, а рядом, ругая на чём свет непослушную глупую говяду, тащился усталый и голодный пастушок.

– Подвинься, рогуля, не видишь - человек на коне летит сюда!
– сказал пастушок, перетянув корову лозиной, и, испугавшись чересчур стремительного всадника, прытко соскочил с моста. Но корова решила остаться, и даже развернулась поперёк, справедливо считая, что никак не помешает полёту человека и лошади.

Только зря так думала корова. Вороной конь выскочил на неё из тумана,

испуганно заржал, поднялся на дыбы, страшно махая копытами перед рогатой мордой, а ловкий всадник, не удержавшись без седла и стремян, - вот правду сказал пастушок!
– полетел под мост.

Тут же из сумерек показались несколько верховых. Увидали, что беглец лежит на земле, страшно распластавшись, раскинув руки; подхватили его, перемазанного в грязи, перевалили через спину коня и, связав верёвкой, и повезли обратно в город.

...На закат от города, на холме за Ракитным оврагом, горели огни цыганских костров. В небе сквозь рыхлое рядно облаков проявлялись первые звёзды. Одинокий голос тянул грустную песню о верном друге - вольном ветре, и глубоким низким звуком подвывала певцу гуда*.

Старая цыганка, вдруг вздрогнув, как от ночного холода, поднялась от костра и пошла к рома Матвею: сказать ему что-то очень важное...

***

...Анна Берёзкова убиралась после ужина в полутьме опустевшей светлицы.

Остановилась, замерла, положа руку на грудь. В сердце опять непокой!

Анна растревожилась, беспомощно оглянулась, напрасно выискивая кого-то в зыбком свете лучины. "Где он? Что с ним? Что так плохо? Страшно, страшно мне снова!" - про себя повторяла Анна. Ульянка, заметив её испуг, подскочила, раскинула перед ней руки и зашептала слова, какие только могла придумать, чтобы успокоить. Знала, что Анну нельзя трогать - она пугается прикосновений. Ульянка перекрестила её несколько раз, заставила выпить водицы, а подошедшая Марья, видя такое дело, полезла по полкам - разыскивать отложенный было узелок с валерьяновым корнем.

Анна плакала, закусив край вышитого пояска: только бы не разжать губы, только не заголосить! Мысленно звала, просила его не оставлять её одну, и тревожные предчувствия рвали ей сердце.

Бод услышал Анну.

Он почувствовал страх и мольбу, к нему обращённую, и, не зная, не представляя, что могло случиться с любимой в родном доме, стал суматошно собираться. Выскочив, как из огня, за порог, в непроглядную ночь, тут же вернулся в дом, нащупал в темноте флягу с водой из волшебного ручья, сунул за пазуху и, на ходу запахивая зипун, рванул веснички, побежал, выбирая короткий путь.

Подбежал к ограде в месте, знакомом каждому горожанину: в конце тупика между огородами и пустующими плацами, в высоком частоколе, окружавшем плотным кольцом речицкий посад, оставлен был перелаз, забитый шершавыми дылями на высоту чуть больше сажени. Молодые ребята часто сокращали путь, взбираясь на ограду в этом месте. Бод слышал мужские голоса, и топот с той стороны, и собачий лай: за городской стеной что-то происходило!

Снова ощутил, что Анна содрогнулась от страха. Бод, не медля, только бы увидеть её, оградить, успокоить - рванул вверх по замёту.

Кто-то сильными руками схватил его снизу за лодыжки, потянул, и снял назад.

Под стеной стоял огромный цыган-кузнец. Это он своими ручищами стянул Бода вниз, и теперь, ворочая во тьме глазами, прошептал:

– Горе, человече! Горе! Ой, горе, дружок! Послушай старую Галлу - она расскажет.

Бод обернулся: рядом, словно из-под земли, возникла худая старуха. Как у кузнеца, на её костлявом лице блестели огромные чёрные глаза.

– Убивают моего внука, сына нашего Матвея, дитя короля нашего убивают! Помоги, человече!
– старуха упала на колени, вцепилась в рукав Бода, заглядывая в лицо снизу вверх.

– Как могу я?
– вырвалось у Бода. (Нельзя так просто вмешиваться в судьбу - не дано ему такое право!) Цыганка словно прочитала его мысли:

– Нет права отнимать жизнь, а сохранить жизнь каждый вправе!

"О, если бы всё было так просто, мать!
– подумал Бод, - я бы пожертвовал собой для того, чтобы каждый в этом городе жил долго и умирал в счастливой старости!"

А цыганка, по-прежнему глядя ему в глаза, причитала:

– Только ты можешь помочь молодому рома! Только ты можешь! Они убьют Сашко! Я всё вижу, ты - другой! Ты пришёл сюда из дальней дали - спасти, так спаси - заклинаю! Я ведаю твою судьбу, всё вижу, расскажу, отведу твою беду, только спаси Сашко!