***

Наташа, мать бизнесмена, сидит на корточках возле мусоропровода, все в той же позе, как и двадцать пять лет назад сидела, рассказывая мне о проделках сыновей в школе, а я стою рядом, подпираю стенку - магазин, куда я направила свои стопы, подождет, поговорить надо, с соседкой пообщаться.

Тема все та же, сыновья, теперь взрослые:

– Мишка мне говорит: "Утром проснусь, и сразу мама, день свой выстраиваю, до самого вечера у меня ни минуты свободной нет, и я не представляю себе каждый раз, как я это все успею. Устаю от этой круговерти, но и без нее уже не могу".

А Димка придет ко мне, сидит за столом, щурится на солнце, улыбается:

"Сегодня не моя смена, (он в ресторане поваром работает), можно отдохнуть, ни о чем не думать, расслабиться. Утром, мама, проснулся, глаза открыл, солнце светит, синицы за окном свистят, и так мне хорошо, радостно, жить на свете, никуда не хочется бежать, суетиться. Лежу в тепле, мечтаю".

Старшая невестка, Димкина жена, сердится на него, со мной откровенна: не знаю, Наталья Александровна, сколько еще я с вашим сыном проживу, на сколько моего терпения хватит. Сами поймите, как жить с человеком, который всем доволен, а на самом деле у него ничего нет?

И в кого они у меня такие разные?

Наталья рассказала мне о своих сыновьях, и мы расстаемся: я иду в магазин, она на работу.

Я иду, думаю о Мише с Димкой, о том, что в молодости вопрос, какой образ жизни выбрать для меня не стоял, я была как заводная, тоже, как Миша, просчитывала день от начала до конца, а сейчас я совсем не так уверена, что жить в напряжении, это правильно; может быть, правильнее ценить счастье каждого выпавшего на твою долю дня жизни?

***

Прямо под нами на первом этаже живет семья Евгении. Она сама, дочка и маленький сын. Разница между детьми лет десять.

Баба она крутая, выщипанные дугой брови всегда грозно сдвинуты, приветливостью не отличается, может пройти и не поздороваться.

Женщина настроения, решительная в действиях и поступках.

Как-то на случайную прохожую возле подъезда напала овчарка, повалила, рычит над ней, того и гляди загрызет. Женя увидела из окон это, выскочила и прогнала собаку.

Я спрашиваю:

– Как же ты не испугалась?

– А что ее пугаться? Собака и есть собака. Прогнала и все. Поразвели собак, стрелять их надо. Имелись в виду не сами собаки, а их хозяева, которые завести заведут, а не смотрят за животным, хотя, возможно, это я так поняла, а Евгения имела в виду отстрел и тех и других.

В палисаднике под своими окнами Женя развела цветы, по периметру посадила колючие кусты, чтобы никто под окнами не шнырял, а пока кусты не выросли, достала где-то колючую проволоку, и окрутила свой палисадник со всех сторон. Ребенок упадет случайно, обдерется.

Я мимо каждый день хожу, отворачиваюсь от колючек с отвращением, думаю: вот народ! Сами себе зону создают, мало им зон государственных.

Жениному примеру никто не последовал, и колючей проволоки с парадной части нашего дома больше нигде не было, а вот со стороны сада, где огороды развели, когда Горбачев продовольственную программу объявил, там много накрутили.

Евгения всю жизнь проработала крановщицей, профессия мужская, рабочая, подстать ее суровому нраву.

Мужа ее я не помню. Пока привыкала, приглядывалась к новым лицам после переезда, он испарился.

Но должно быть был, трехкомнатные квартиры давали на четверых, да и сынишка был маленький, а какая ни крутая была Евгения, все же для воспроизводства и ей был необходим мужчина.

Не похоже было, что она очень об отсутствующем горевала. Женя с мальчиком, как он подрос, на проезжей части возле подъезда в футбол играла, радовала ребенка, компенсировала ему отсутствие отца.

Мячик часто к колючей проволоке подкатывался, и она аккуратно его вытаскивала, а когда кусты подросли, сама их стригла огромными садовыми ножницами.

Недавно, года два назад, подступились к ее кустам таджики с ножницами, только нацелились стричь, как она тут как тут, прогнала их, хотя их было трое и на подмогу они еще четвертого, русского подозвали, но не помогло, не допустила она их до своих кустов.

Старшая дочь выросла, и кажется, побывала замужем, мелькал какой-то мужчина, курил вместе с ней у батареи парового отопления, а сейчас исчез. Одна она там стоит, дымит.

Не приживались в той квартире мужики, только сын, не женатый, так и баба чужая там навряд ли приживется.