Шрифт:
Впрочем, Саша мог уйти жить к деду с бабкой в соседний подъезд.
И обошлось, никакого кровопролития не случилось, а сейчас я и Павла не вижу, возле Вики какой-то другой крутится, и трогательно целуется с ней, когда она всего лишь выходит добежать до магазина. Легкость, с которой она, все еще красивая женщина, подцепляет мужчин, остается неизменной.
Какая-нибудь один раз еле-еле себя пристроит, а тут можно сказать, конвейер, и каждый хочет остаться возле Вики, во всяком случае, по-первости точно хочет, видно, какими глазами весь этот хоровод мужчин на нее смотрит, каждый в свое время.
***
Наталья встретила меня возле магазина, жалуется:
– Представляешь, мы соседей снизу залили...
Смотрит на меня, видит, какое напряженное лицо у меня становится, запинается:
– Ну, да ты-то представляешь.
Наталья живет прямо под нами, а кухни у нас такие, что стакан воды прольешь, и полстакана из этой воды на соседей просочится.
И первое время, ее муж Семен каждый месяц ходил к нам, сердился, скандалил, мы бегали, смотрели трубы, искали течи, которых не было, а было мое ротозейство.
В ванной я тоже один раз воду упустила:
Полоскала белье, открыла кран, вода поднялась до края ванны, и белье заткнуло аварийный слив.
Я думала, конец мне будет, убьет меня Семен, но нет, все обошлось: ванную комнату строители надежно зацементировали, а вот кухню никак не изолировали.
Только когда мы ремонт делали, уже спустя лет двенадцать, то муж настелил на кухне линолеум и его края задрал корытцем. После этого протекать перестало.
Но, в общем-то, я не об аварийных ситуациях хочу рассказать, а о Натальиной жизни.
Познакомились мы в течение первого же года проживания под одной крышей, все на той же почве залива.
Сначала Наталья мне не показалась красивой: тихая, светленькая, в очках. Тощая, ключицы торчат. Но время шло и голубые разводы постоянного недосыпа сползали с лица Наташи по мере того, как подрастали ее мальчишки, и я увидела, что она очень хорошенькая женщина, из тех женщин, чью красоту сразу не заметишь, а, заметив, все время видеть будешь и удивляться, как не замечал.
Муж украинец, Семен, тот заметный был, волосы темно-русые и румянец во всю щеку.
Как только мы их заливали, темпераментный Семен приходил к нам и громко возмущался нашим головотяпством, а на другой день Наташа заходила ко мне и извинялась за грубость мужа, а заодно и пятерку, другую перехватывала.
Занимала она часто, как никак двое детей, и пока младший был маленький, Наталья не работала, а на одну зарплату сильно не разбежишься.
Занимала часто, и всегда отдавала, но никогда не отдавала вовремя: скажет, принесу послезавтра, а не несет, и ты сиди и думай: а может она забыла? Или решила не возвращать?
Я сердилась, а потом привыкла, уже не беспокоилась, что не вернет и только, одалживая деньги, говорила:
– Ты не обещай вернуть завтра, если не можешь, скажи, вернешь в пятницу, только точно скажи, чтобы я рассчитывала (у меня самой далеко не густо было в кармане).
Наталья кивала головой:
– Нет, я верну тебе завтра, мне не надо до пятницы.
И не возвращала.
Лет через пятнадцать я решила, что ей просто хочется, чтобы ее не забывали, вспоминали иногда, а как еще заставить человека помнить о тебе, как не вернуть ему деньги в срок?
Самый надежный способ. Рекомендую.
***
Я на работе, а к сыну моему приходят товарищи, одноклассники, и они придумали игру:
Прыгали со шкафа на пол.
Панельные дома не приспособлены к таким развлечениям, и стук стоял страшный.
Наталья приходила за деньгами или возвращала их, вздыхала:
– Зина, я ничего, только боюсь, люстра грохнется...
– А что я могу? Наташа, ну что я могу? Я ведь на работе. Ты приходи, сама их гоняй, не стесняйся, они послушаются.
Наташа не приходила призывать чужих сыновей к порядку: забот со своими двумя хватало. Между мальчишками было всего два года разницы.
Старший был маленький, очень хорошенький мальчишка с фантастически оттопыренными ушами.
Когда Димка пошел в школу, школьники постарше его отловили, окружили, и долго рассматривали:
– Сколько живем на свете, - сказали они ему с высоты своих пятнадцати лет,- такого лопоухого первоклассника не видели.
Но обижать не стали, да и нечего там было обижать, 17 кг веса.